Каждый осторожный шаг по устилавшим землю листьям и веткам словно бы гремел барабанной дробью. Баррик пробирался через подлесок и россыпь вывалившихся из стен здоровенных блоков к каменной громаде развалин, с тайным злорадством слушая, как Бек плетётся за ним следом, бормоча жалобы себе под нос.
Что-то чёрное внезапно налетело на них из-за деревьев.
— Бегите! — заверещал Скарн, стрелой проносясь мимо. — Погоня!
Ворон исчез, и ещё на мгновение Баррик застыл в замешательстве. А затем увидел две белёсые тени, мчащиеся к нему из руин — они летели над усыпанной камнями, заросшей бурьяном землёй легко, как гонимые ветром листья.
— Криксы! — Раймон Бек поперхнулся воплем, развернулся, чтобы бежать к лодке, но оступился и шлёпнулся, угодив лицом прямо в клубок плетей куманики.
Твари двигались с ужасающей скоростью; просторные одеяния со скрывающими лица капюшонами струились, колыхались, как пряди тумана, когда существа перелетали, перетекали препятствия на пути, едва их касаясь. Расстояние в сто шагов криксы преодолели так быстро, что Баррик едва только успел рывком поднять Бека на ноги, — а первая из тварей уже бросилась на них.
Не раздумывая, принц рубанул мечом по голове чудовища — по крайней мере, по тому месту, где полагается быть голове. Тварь метнулась назад, шипя, как застигнутая врасплох змея — на мгновение под капюшоном показалось лицо: вспыхнувшие алые глаза и тонкая частая сеть рубиново-красных вен на мертвенно-белой коже — и разразилась хохотом: жуткий свистящий хрип одиноко разнёсся над островом, и что страшнее всего — нечеловеческий голос явно и несомненно принадлежал женщине.
Ноги Баррика вмиг сделались как восковые свечи — и не держат вес, и не согнуть, и будто вот-вот подломятся.
Вторая бледная жуть реяла в стороне, пытаясь подобраться со спины. Принц неловко отступил на шаг и отпустил Раймона, который кулём свалился на землю и обречённо заскулил.
Лодка осталась позади, в нескольких десятках шагов от них — но всё равно что в нескольких милях. Призраки cмыкали кольцо всё теснее, хриплые голоса сплетались в безумном дуэте голода и триумфа.
Криксы пели.
Глава 29 Все причины ненавидеть
"Единственный оставшийся у фаэри город стоит далеко на севере Эйона, севернее даже бывшего Вутланда. Ксимандр именует его "Кул-на-Квар" или "Дом фаэри”, но дадены ли таковые названия самим волшебным народом, никому не известно. Вутты же говорят "Альвшемм" и утверждают, что в этом городе башен без числа, как деревьев в лесу".
из “Трактата о волшебном народе Эйона и Ксанда”
Солнце почти утонуло за горизонтом, и по всему Бродхоллу зажглись лампы. Бриони возвращалась к себе, навестив Ивви (той стало получше, но до выздоровления ещё было далеко: руки у девушки по-прежнему дрожали, и она не могла взять в рот ничего существеннее постного бульона), когда принцессу в коридоре перед её покоями остановили два солдата, с оружием и в шлемах, с сианскими королевскими гербами на доспехах. Мужчины пребывали в таком выжидательном напряжении, что на мгновение она испугалась, что солдат прислали её убить. Когда же один из них произнёс: "Принцесса Бриони Эддон, вас желает видеть его величество!" — у девушки слегка отлегло от сердца — но лишь самую малость.
— Мне бы хотелось сначала пойти переодеться, — попросила она.
Стражник покачал головой, и от этого его жеста в животе у Бриони сжался вдруг холодный комок.
— Простите, ваше высочество, но это не дозволено.
Пока солдаты вели её к тронной зале, Бриони перебрала в уме все возможные варианты. Может, всё оттого, что она связалась с калликанами? Или королю нашептали что-нибудь о том, как и почему был избит Дженкин Кроуэлл? Это будет легко отрицать — Давет слишком умён, чтобы оставить следы…
"Интересно, — подумала она, шагая к трону между двумя высокими мужчинами, — те придворные, что глядят на меня украдкой — какого-нибудь известного преступника они бы разглядывали с таким же брезгливым любопытством? О, благая Зория, что я учинила на этот раз?"
Король и его советники ожидали её в часовне Перина, комнате с высокими потолками, неширокой, но очень длинной. Энандер сидел в кресле, установленном впереди огромного алтаря, у ног колоссальной мраморной статуи Повелителя небес. В руках бог держал свой знаменитый Громобой, и его массивный боёк упирался в пол как раз позади кресла, занятого леди Ананкой, королевской любовницей, человеком, которого Бриони меньше всего хотелось бы видеть. Присутствие Дженкина Кроуэлла, посланника Толли при сианском дворе, было ей в равной мере отвратительно — и, раз он здесь, похоже, принцесса предположила верно: один из нанятых громил проболтался.
Кроуэлл при виде неё злорадно ухмыльнулся; в своём гигантском белом плоёном воротнике он был похож на особо уродливую ромашку. Бриони с трудом, но всё-таки сдержала желание подойти к нему и залепить хорошую пощёчину по этой самодовольной цветущей роже. С тех пор, как Хендон Толли довёл её до белого каления за трапезой в её же собственном доме, она успела кое-чему научиться.
Принцесса опустилась перед королём на одно колено и потупила взор.
— Ваше величество, вы призвали меня, и вот я перед вами.
— А ты не торопилась, — заметила Ананка. — Король ждёт здесь уже очень долго.
Бриони прикусила губу.
— Мои извинения. Я навещала госпожу Ивгению и'Дорсос, и ваши посланники нашли меня только что. Я пришла сию же минуту, как узнала, — она подняла глаза на короля, надеясь уловить его настроение, но лицо Энандера застыло безразличной маской, и непонятно было, чего ожидать. — Чем я могу вам услужить?
— Ты ещё утверждаешь, что служишь королю Энандеру? — подняла брови Ананка. — Сие странно, поскольку по действиям твоим подобного не предположишь.
Что бы здесь ни происходило, ясно было одно — дела обстоят хуже некуда. Если её обвинителем выступает леди Ананка, Бриони проиграла заранее — даже ещё не зная, в чём её преступление.
— Мы радушно приняли тебя при нашем дворе, — лицо Энандера теперь налилось краской, будто он уже с утра совершил обильные возлияния. — Не так ли? Разве не с распростёртыми объятиями встретили мы тебя, как дочь Олина?
— Да, так и есть, ваше величество, и я благодарна вам безмерно…
— И всё, чего я просил взамен — не нести сора с твоей… беспокойной родины в наш дом.
Король нахмурился — гневно, но как будто одновременно и озадаченно. У Бриони затеплилась надежда. Возможно, всё это — недоразумение, которое она сможет разъяснить. Она будет сокрушаться и благодарить. Она горячо извинится за свою прямолинейность и юность, скажет любую чушь, какую будет рад услышать король, как Фейвал, читающий с подмостков монолог о девичьей невинности, и тогда она сможет вернуться в свои покои и предаться дивному, столь необходимому ей сну…
Внимание Бриони привлекло пойманное углом глаза движение. Это оказался сам Фейвал, вошедший в огромную часовню так тихо, что она не услышала шагов. Каким облегчением было увидеть здесь хоть одного друга.
