Сомнения и скука в конце концов одолели Баррика, и он, не в силах больше терпеть, вернулся к тому месту, где исчез король, постоял там, прислушиваясь, но ничего не услышал: если это и был открытый проход, то на другой его стороне стояла тишина. Он протянул к пятну руку и на мгновение ощутил, как по ней пробегает холодок, но ни на какое препятствие не наткнулся и потому просто шагнул в стылую тень.
На миг — лишь на миг — он почувствовал себя так, будто снова упал в проём двери в зале Горбуна и испугался, что только что совершил фатальную глупость. Затем вокруг посветлело до клубящейся серости, и принц смог разглядеть белую фигуру в развевающихся лохмотьях, окружённую вихрем теней, как стаей разъярённых птиц. Белой фигурой был Иннир; он стоял, подняв руки, с открытым ртом, будто звал на помощь или… или пел. Чёрные фигуры взмыли, кружась, и ринулись вниз. Баррик уловил отголоски плача, неземной мелодии, прежде чем обратил внимание на то, что несколько порхающих теней оставили короля и летят к нему. С колотящимся сердцем он отступил обратно в холодную тьму и вернулся в пустую каменную комнату; к тому времени, как он добрался туда, Баррик весь дрожал и покрылся липким потом.
"Ты должен поклониться Цсан-сан-сису, — сказал ему Иннир, вернувшись. Если он и заметил, что Баррик сунул нос куда не звали, то не упомянул об этом. — Он много старше меня, по крайней мере, в определённом понимании, и его приверженность Огнецвету неоспорима."
Король положил холодную руку на плечо принца и повёл его к тёмной двери. Комната на дальней стороне в этот раз казалась совсем другой: не смешение серых красок, но затопленная тенями глубь, с единственным источником жёлто-зелёного свечения у дальнего края. Пока Иннир вёл его вперёд, Баррик потрясённо понял, что свечение исходит из-под капюшона ожидавшей их тёмной, завёрнутой в мантию фигуры, недвижимой, как статуя. Затем голова в клобуке поднялась, и Баррик мельком увидел застывшее серебристое лицо — маска, подумал он, наверное, это какая-то маска — источающее зелёный свет из ноздрей, глаз и рта. Существо подняло руку, как бы приветствуя их, и на миг шестиконечная зелёная звезда из чистого света расцвела на конце его рукава.
“Это Цсан-сан-сис”, - сказал Иннир, хотя нужды в том не было.
Баррик старательно поклонился. Он предпочел бы и вовсе не поднимать взгляд, только бы не смотреть на это странное, неестественное сияние.
Прозвучали слова — во всяком случае, принцу показалось, что он слышит шёпот, в котором, правда, нельзя было разобрать ничего, кроме шипения и тихого бормотания. После этого светящееся создание как будто сложилось само в себя и исчезло. Стены вокруг них растворились, и король опять повёл юношу вперёд, в место, где стены, пол и потолок сплошь покрывали тусклые, но непрестанно перемещающиеся цветные искорки, так что казалось, будто темноту прожигают тысячи крохотных свечей.
Несмотря на ослепляющее мерцание, взгляд Баррика сей же миг оказался прикован к фигуре посреди этой маленькой низкой комнатки — к женщине, лежащей на овальной кровати и будто спящей. Сначала, из-за бледности её и неподвижности Баррик решил, что это статуя, но когда король подвёл его ближе, сердце принца сжалось в холодный и тяжкий комок — наверное, она умерла, эта темноволосая женщина со странно заострёнными чертами, и он всё-таки прибыл слишком поздно. Перед ними труп, красивый, застывший труп королевы, выставленный для торжественного прощания.
— Мне так жаль, лорд… — Баррик вынул из кожаного мешочка зеркальце и протянул слепому королю.
"Она ещё жива", — мысли Иннира ложились мягко, как снегопад. Его длинные пальцы сомкнулись на зеркале; Иннир подержал его перед лицом, будто рассматривая слепыми глазами сквозь закрывающую их повязку.
И слегка нахмурился.
"Что-то не так, — произнёс он тихо. — Чего-то недостаёт".
Баррик похолодел.
— Мой лорд?
Король вздохнул.
"Я ожидал большего, человеческое дитя, даже притом, что Искусник близок к своему концу. И всё же, это не имеет значения. Теперешняя эпоха мира сосредотачивается в том, что мы сейчас держим в руках, какая бы частица сущности, данная им, ни содержалась в этой вещице. У нас нет другого выбора, кроме как воспользоваться ею и молиться, чтобы изъян не оказался слишком велик".
Слепой король дохнул на зеркальце и возложил его на грудь королевы.
В первое, показавшееся бесконечно долгим, мгновение ничего внешне не изменилось. Тихо помаргивали вокруг слабые огоньки; сам воздух, казалось, замер в напряжении, будто затаённое дыхание. И тут лицо королевы исказилось, словно от сильной боли, она резко, с трудом вдохнула. Её глаза — чёрные, поразительно тёмные и глубокие — распахнулись на миг, взгляд скользнул от Баррика к Инниру и задержался на нём. А затем, как тонуший пловец, в последнем усилии вырвавшийся на поверхность за прощальным глотком, прежде чем окончательно сдаться, она начала погружаться в прежний сон. Веки дрогнули и сомкнулись, а рука, потянувшаяся к груди в попытке дотронуться до зеркала, упала обратно на кровать.
Баррику показалось, что сейчас он заплачет, но боль была слишком холодна и словно превратила принца в глыбу льда, неспособную лить слёзы. Он не смог выполнить задачу. И почему кто-то — или он сам — полагал, что всё могло закончиться иначе?
Король склонил голову и несколько долгих минут в молчании стоял на коленях пред ложем королевы. Затем вытянул руку — лишь чуть дрожащую — и поднял зеркальце с её груди. Подержал его, будто осматривая, и вдруг отбросил в сторону — тот самый предмет, который сперва Джаир, а потом Баррик бережно сохраняли так долго. Когда оно процокало по комнате, по стенам пошла быстрая рябь, и Баррик наконец увидел, что сверкающие чешуйки, покрывающие их поверхность и потолок, — это блестящие жуки с радужно переливающимися, словно лужица нефти, надкрыльями.
"Это даст ей ещё несколько часов, может — дней, но в зеркале было недостаточно нашего прародителя, чтобы пробудить её, — устало проговорил Иннир. — Мне остался единственный путь. Пойдём, дитя людей. Я должен поведать тебе о вещах правдивых и ужасных, а после тебе придётся принять решение, о котором никогда ещё никто не просил никого из твоего племени".
"Были ли боги здесь всегда или пришли сюда из какого-либо совершенно иного места, мы не можем узнать”, - даже мысли Иннира текли теперь медленно, будто с усилием.
Они вдвоём вернулись в ту маленькую скромную комнатушку, где Баррик до того отдыхал, и принц только сейчас сообразил, что это была собственная спальня короля, отчего-то выбранная им из всего великого множества покоев протянувшегося на мили замка.
“Они говорят, что существовали всегда, — Иннир прервался, чтобы глотнуть воды из чашки — неожиданно обычное действие. — Никто из нас не жил тогда, и потому мы не можем оспаривать это их утверждение…"
— Боги говорят, что они существовали всегда? — Баррик не был уверен, что понял Иннира правильно.
“Так они сказали нашим предкам. На самом деле это — то, что услышали от самого Горбуна, прямого нашего прародителя, первые дети Огнецвета, хотя даже Горбун не мог знать наверняка. Он родился здесь, конечно, во время Войны богов.
