— Теперь будем ждать, — сказал Вансен.
— Теперь будем молиться, — поправил его Сурьма.
Феррас Вансен успел воззвать уже к нескольким разным богам, прежде чем их проводник вернулся с группой таких же дроу, одетых в кожаные доспехи и с одинаково недоверчивыми лицами. Несмотря на опасения Сурьмы, Вансен расстался со своим топором — дроу, которому поручили его тащить, согнулся под его весом, как обыкновенный мужчина согнулся бы под бычьей полутушей. Верёвкой, на которой человек и фандерлинг вели Бурого Угля, дроу связали им запястья, и бывший пленник скомандовал что-то грубо и коротко.
Вансену перевод не потребовался, но монах всё равно с усталой покорностью произнёс:
— Он говорит: “Шагом марш!”
Ещё некоторое время они поднимались в горку. По пути им встречались косящиеся на спутников дроу и другие, более странные существа, выныривавшие из темноты, пока не собралась довольно большая толпа сопровождающих. Вансен начал ощущать себя так, будто выступает во главе религиозной процессии, и тут же вспомнил, что зачастую впереди в таких шествиях на телегах везут предназначенных на заклание животных.
Наконец они добрались до огромной высокой пещеры, похожей на купол храма изнутри. Узенькая тропка огибала подземную палату по внешней стене, кое-где расширенная деревянными мостками, вбитыми прямо в камень. Там их поджидала группа солдат нормального человеческого роста: чернели доспехи, чуждые лица были суровы, а глаза ярко сверкали; Вансен подумал было, что они у цели, но стражники расступились — и вместо тёмной воительницы он увидел сидящую на куске скалы массивную облачённую в броню фигуру. На миг Феррас решил, что это полубог Джикуйин, и в нём всколыхнулся ужас, однако когда дроу вытолкнули капитана вперёд, ему стало ясно, что это существо, пусть и огромное, всё же меньше чудовища, державшего его узником в копях Глубин, и меньше походит на человека: тело его покрывала шершавая чешуйчатая шкура, как у ящерицы, а лицо с сильно выступающими надбровными дугами походило на грубый слепок с человеческого — как будто некое божество ваяло его второпях. Даже сидя незнакомец смотрел на них сверху вниз. Яркие, но удивительно маленькие для такой туши глаза не мигая следили за приближением Вансена.
— Сурьма, — тихо позвал капитан, — попроси Бурого Угля передать этому существу, что мы пришли лишь мирно поговорить с тёмной леди…
— Нет нужды в помощи мастера Кроньюула, — загромыхал камнепадом голос гиганта. — Как видишь, я говорю на твоём языке. Леди Ясаммез любит, когда её генералы хорошо знают противника, — он захохотал — словно молот бухал по сланцевой плите — и поднялся, башней возвышаясь над самыми высокими из своих бойцов.
— Я — Молотоног из Первоглубин, командир эттинов. А вы — наёмные убийцы.
— Нет, — Вансен отступил на шаг, — мы пришли ради переговоров…
— О чём ей договариваться с вами? Не пройдёт и нескольких дней, как мы сметём вас всех, что над землёй, что под, и вы это знаете. Ты пришёл в отчаянии, надеясь убить нашу предводительницу. Не волнуйся! У тебя будет шанс… если сперва тебе удастся убить меня.
— Что? — Вансен сделал ещё шаг назад. — Ты не понимаешь? Мы пришли поговорить!
— Вот, возьми своё оружие, — прогремел Молотоног. — Верните ему топор. А мне ничего не нужно.
Один из дроу подошёл, шатаясь под весом топора. Феррас взял его — отчасти из жалости к существу, которому пришлось нести тяжеленную штуковину, — но не поднял.
— Я не буду биться с тобой, — объявил он гиганту.
— Давай же, даже вы, подсолнечники, не настолько трусливы, а? — пророкотал эттин, наклоняясь вперёд так, что его огромное лицо с морщинистой грубой кожей оказалось на уровне лица человека. — Я даже позволю тебе ударить первым. Ну, всё ещё боишься? А твои предки не мялись так на Кул-Гирах, где они убили моего деда, залив вёдрами кипящей смолы. Что, по венам их потомков течёт одна вода?
С самого детства и даже позже, когда он уже стал солдатом, молчаливое спокойствие Вансена и внешнюю невозмутимость, из которой его трудно было вывести, многие принимали за трусость. Только его капитан, Донел Мюррой, разглядел пылающий внутри парня огонь, понял, что Феррас Вансен из тех людей, которые стерпят любую подначку, чтобы избежать ненужной драки, но будут сражаться как загнанный в угол зверь, когда иного выхода не останется. И всё же Вансен почувствовал, как горячая волна обиды и унижения захлестнула его от ядовитых насмешек Молотонога и грубого смеха тех из кваров, которые могли понять, что сказал великан.
— Отведи меня к тёмной леди, — повторил он.
— Тебе придётся пройти мимо меня, — не уступал Молотоног. — А, так всё из-за того, что ты пришёл без доспеха? — Эттин снял огромную нагрудную пластину и бросил на пол — падая, пластина прогудела, как храмовый гонг. — Давай, подсолнечник, подойди и умри — или у тебя совсем нет чести?
— Капитан! — в голосе Сурьмы бился почти панический страх.
Всё в Феррасе Вансене жаждало поднять топор и стереть ухмылку с этой громадной злобной морды, смыть её красной — или какого там цвета у них кровь — струёй.
Он взвесил оружие в руках. Молотоног развёл в стороны массивные лапищи, показывая, что не станет отражать удар.
Вансен бросил топор на землю.
— Я не буду драться. Если ты не отведёшь меня к своей госпоже, можешь просто меня убить. Я прошу только позволить вернуться фандерлингскому монаху. Ваш Бурый Уголь подтвердит, что он пришёл с добрыми намерениями. И только чтобы переводить.
— Я не торгуюсь с Живущими-под-солнцем… — прорычал командир эттинов, поднимая кулак размером с колоду для колки дров над головой Вансена.
— Не убивай его, глубокопатель, — раздался новый голос, колючий, как ветер в эймене. — Не сейчас.
— Да хранят нас Старейшие, — пробормотал Сурьма.
— Леди Ясаммез! — Молотоног, судя по голосу, был удивлён. Вансен обернулся и увидел маленькую процессию, спускавшуюся по спиральной дорожке на пол пещеры. Шедшую впереди женщину Феррас никогда прежде не видел, однако узнал в то же мгновение. Она была выше него самого и облачена в чёрный пластинчатый доспех. Длинный белый меч без ножен, заткнутый за её пояс, как простой кинжал, казалось, излучал собственный слабый свет. Но внимание капитана приковало к себе лицо воительницы, неподвижное, как ритуальная маска, застывшее, словно лик каменной надгробной фигуры. Сначала ничего живого не мог разглядеть Вансен в нём, кроме глаз — сверкающих вспышек пламени. Потом яростные зрачки сузились и тонкие губы изогнулись в безрадостной улыбке — и он увидел, что это в самом деле живое лицо, однако лишённое и тени доброты и сострадательности.
— Так много сегодня гостей, — произнесла женщина, — и все незваные.
Она приблизилась.
Даже закрыв глаза, Вансен ощущал её приближение — как надвигающийся зимний шторм. Рядом с ним сдавленно взвизгнул Сурьма.
— Полагаю, вы надеетесь убедить меня, что мы должны объединиться в борьбе против общего врага.
