— Я должен поговорить с вами, принцесса.
— Ты озадачил меня, мастер Теодорос. Разве мы уже не говорим?
— Я имею в виду — поговорить начистоту. Действительно начистоту, — мужчина сглотнул. — Вы много выстрадали ради своего народа и рисковали ещё больше, ваше высочество. Выслушайте же меня. Те, кого вы считаете друзьями и союзниками — что ж, среди них есть те, кто вам не друзья. Совсем не друзья.
Когда-то очень, очень давно, в Южном Пределе, Давет сказал ей почти то же самое. Казалось, это было в другой жизни.
— Что ты имеешь в виду? Не думай, будто я смеюсь над твоими словами, но мне трудно припомнить хоть кого-нибудь, кто бы не предал доверие нашей семьи — как Толли, Геспер Джеллонский, король Энандер…
— Нет, я имею в виду кого-то более к вам близкого, — его обычный насмешливый цинизм исчез из голоса совершенно. — Вы знаете, что я долгое время служил Авину Броуну — и как учёный, и как шпион.
— Да, и однажды я попрошу тебя рассказать всё, что ты сможешь, о тех поручениях, которые ты выполнял. Броун и сам говорил мне, что я слишком доверчива, что мне нужно подыскать себе собственных шпионов и осведомителей, но признаю, в этой игре я новичок…
Теодорос поднял было руку, но потом передумал так открыто выказывать принцессе своё нетерпение.
— Простите, ваше высочество, но как раз именно о Броуне я и говорю.
Она не сразу поняла.
— Броун? Ты утверждаешь, что Авин Броун — предатель?
Круглое лицо драматурга исполнилось боли.
— Это всё непросто, моя леди. Лорд Броун всегда был со мной только справедлив и честен, и также ни разу не высказал чего-либо, что заставило бы меня заподозрить, что он не до конца верен вам… но однажды он оставил меня одного в своём личном кабинете, когда неожиданно принесли кого-то из его шпионов, раненого стрелой на Южном тракте…
— Рул. Его звали Рул, — вспомнила Бриони. — Милостивая Зория, я помню ту ночь. Я тогда была в покоях Броуна.
— А я находился в соседней комнате, где граф работает, — Финн огляделся, убеждаясь, что их всё ещё никто не слышит. — Я… я человек любопытный, что, думаю, для вас не новость. Но клянусь Зосимом Многоликим, то не моя вина — я писатель! Раньше мне никогда не приходилось оставаться одному среди вещей лорда Броуна, и… в общем, я должен признать, что не удержался от соблазна заглянуть в его бумаги. В части их я ничего не понял — карты незнакомых мне мест, списки имён, — другие же оказались просто отчётами: о делах в Саммерфилде, Иеросоле, Джеллоне и прочих, — разумеется, доклады его многочисленных шпионов. Но в самом низу кипы бумаг на его столе я обнаружил пергаментный конверт с гербом Эддонов — не запечатанный.
— Ты ведь знаешь, что не должен был даже прикасаться к такой вещи, — упрекнула его Бриони. — Тебя могли казнить, если бы кто-то увидел, как ты читаешь его.
Она произнесла это как бы полушутя, но на самом деле заговорила, желая оттянуть продолжение; ей не хотелось слышать, что будет дальше.
— Как я уже сказал, принцесса, я сочинитель, а, как всем известно, это второе именование дурака. Я отступил к порогу, чтобы услышать, если кто-то подойдёт, и раскрыл конверт. Внутри был список имён — в них я опознал доверенных людей Броуна — тех, кто в назначенный час и по особому сигналу должны будут убить или бросить в тюрьму членов королевской семьи. Дальше шли планы того, как удержать власть в своих руках после и не допустить волнений среди народа. И всё это было записано почерком Броуна. Я знаю его так же хорошо, как свой собственный.
— Что? — принцесса не могла поверить своим ушам. — Ты хочешь сказать, Броун вынашивал планы того, как расправиться с нами?
Вид у Финна Теодороса сделался жалкий.
— Я могу и ошибаться, ваше высочество. Возможно, это был ещё один отчёт — о некоем заговоре, который он раскрыл и даже, может быть, расстроил, — переписанный им самолично. Или что-то совершенно иное. Я не хотел бы обвинять графа единственно на основании того, что я видел, не хотел бы, чтобы его смерть была на моей совести. Но клянусь, принцесса, всё было так, как я вам рассказал. Собственной рукой он вывел то, что было так похоже на план предательства и убийства — план захвата трона Южного Предела. Я уповаю на то, что всё понял не так, но я видел то, что видел.
Прогалина у дороги вдруг закачалась, как палуба корабля. На миг Бриони даже испугалась, что земля сейчас вывернется из-под ног, и она упадёт в обморок.
— Почему… почему ты рассказал мне об этом сейчас, Финн?
— Потому что скоро мы с вами расстанемся. Мы не сможем угнаться за солдатами принца, да и, по правде говоря, не хотим. Мы не бойцы, а у вас впереди сражения, видят боги, — Финн склонил голову, будто не смея поглядеть ей в глаза. — И… потому что вы были добры ко мне, принцесса. Я привязался к вам. Как вы и говорите, я был бы рад считать вас другом — и вовсе не просто потому, что близость к королям обещает могущество. Когда-то я бы убедил себя, что ошибся, что это всё не моего ума дело. А теперь… что ж, теперь я узнал вас слишком хорошо, Бриони Эддон. Принцесса. Вот, такова правда.
— Мне… мне нужно подумать, — какой бы одинокой ни чувствовала она себя с тех пор, как её брат-близнец отбыл неизвестно куда, но то, что произошло сейчас, было хуже. Мир, и без того опасное и непонятное место, теперь окончательно сошёл со своей оси, встал с ног на голову и лишился порядка. — Мне нужно подумать. Пожалуйста, оставь меня одну.
Драматург поклонился и ушёл. А когда принц Энеас приблизился, чтобы поговорить с ней, чувствуя, что что-то не так, она отослала и его. В обществе других людей она не находила успокоения. По крайней мере, сейчас. А может — и никогда больше.
Глава 38 Наступающие армии
Некоторые смертные, как говорят, всё ещё несут в себе наследие кваров; особенно часто такое встречается в землях вокруг легендарной горы Ксандос на южном континенте и среди вуттов и прочих народов, ранее живших на дальнем севере. Как много носителей смешанной крови и как это может сказываться на смертных, о том записей учёных мужей отыскать мне не удалось.
— из “Трактата о волшебном народе Эйона и Ксанда”
Олин Эддон стоял у леера. Он был прикован к одному из своих сторожей, двое других застыли рядом. Автарка, может, и не заботило, что может выкинуть этот доведённый до отчаяния обречённый человек, но Пиннимона Вэша, напротив, это очень беспокоило, и в конце концов он приказал, чтобы северного короля постоянно держали на цепи. Самое меньшее — Олин мог броситься за борт и помешать исполнению того, что уготовил для своего пленника хозяин Вэша. Почему Сулепис этого не опасается, министр понятия не имел, хотя автарк вообще часто вёл себя так, будто был уверен в безупречности собственных планов. До сих пор не случилось ничего, что могло бы поколебать эту уверенность, но по своему долгому опыту Вэш знал: если что-то пойдёт не так, виноват окажется он, а не его властелин.
