Потом она ушла. После стольких лет, что Мэтт гонялся за поэтической музой, он впервые не нашёл слов.
— О, это вы, — тёмные глаза девушки, казалось, занимали пол-лица. Элан м'Кори была ужасающе худа — она так толком и не поела ни разу с тех пор, как выпила зелье торговки водорослями много дней назад. — Я думала, это та жестокая краснолицая женщина.
Тинрайт вздохнул:
— Бриджид не жестокая.
— Не защищайте её только потому, что у вас с ней свои отношения. Я не ребёнок — я знаю, как делаются дела в этом мире. И она жестокая. Она пыталась влить суп мне в горло и почти утопила.
— Она пыталась заставить вас поесть. Вы должны есть, Элан, — он присел на край кровати. Дешёвая шаткая мебель заскрипела под весом мужчины. — Пожалуйста, моя леди, вы доведёте себя до дурноты.
— До дурноты? А кто меня до этого довёл, я вас спрашиваю? Кто обманул меня, когда я могла бы покончить со всем этим?
Тинрайт опустил голову. Она вела себя так с тех самых пор, как проснулась: то гневная и спорящая, то печальная и молчащая — но всегда несчастная. Понятное дело, что Бриджид в конце концов отказалась приходить. Он не мог винить себя в нежелании видеть, как женщина, которую он любил, лишит себя жизни, но уж точно хотел, чтобы всё сложилось удачнее.
— Я, — вот и всё, что он ответил. Проще было не спорить. И всё же, её причитания ещё долго звучали у Мэтта в голове после того как он ушёл. Уже много дней ему не удавалось сочинить ни строчки — и это как раз в то время, когда он начал думать, что нашёл свой путь.
— Всё, чего я просила у вас — самую малость! — проявить доброту ко мне, — она закрыла глаза и вновь откинулась на подушки. — Вы говорите, что любите меня, и повторяете это день за днём, но дали ли вы мне то, чего я хотела? Капелька душевного покоя — вот и всё, о чём я просила. Это так просто.
— Не так это просто — убить кого-то, — возразил он, — тем более, если вы печётесь о том человеке как я пекусь о вас, леди Элан.
Она открыла глаза, и на мгновение ему показалось, что сейчас девушка закричит на него, но буря эмоций схлынула, и глаза её наполнились слезами.
— Если бы ваши любовь и участие могли спасти меня, Мэтт Тинрайт, я уже была бы спасена. Но я обречена. Я принадлежу Керниосу и его тёмной стране.
— Да нет же! — он уже взмахнул руками, готовый хлопнуть ими о постель, но передумал. — С вами дурно обращался гнусный негодяй. Если бы убить Хендона Толли было в моих силах, я бы это сделал — но я не боец. Я поэт — хотя временами мне кажется, что поэт я тоже неважный.
Если он и надеялся, что она с ним не согласится, то был разочарован.
— Это так… так тяжко — быть живой, — проговорила девушка тихо. — Кошмар, от которого я не могу очнуться. Я думаю иногда, что все мы — слуги Смерти, и она только временно одалживает нас в услужение другим господам.
Мэтт ненавидел, когда она так говорила.
— Но теперь-то вы в безопасности, Элан. Хендон Толли вас даже не ищет.
На лицо женщины вернулась некоторая твёрдость.
— О, Маттиас Тинрайт, вы глупец! Конечно, он ищет меня. Не потому, что ему меня недостаёт, и даже не потому, что он ненавидит меня — это я могла бы пережить, — но потому, что я принадлежала ему, а он не позволит никому у него украсть.
— Вы не…
Элан остановила его, подняв ладонь.
— Пожалуйста. Не стоит говорить о таких вещах — вы ничего не знаете, — выражение её лица изменилось вновь, став более тревожным. Теперь в ней не осталось жёсткости — девушка выглядела абсолютно беззащитной, как мягкотелое существо, с которого сорвали панцирь.
— У него есть зеркало. Он может… там… там внутри что-то есть. Что-то, что… смеётся… и… и говорит. Ему известны ужасные тайны, — её пронзила дрожь, и прижатые к болезненно слабой груди руки затряслись. — Он заставил меня заглянуть туда…
Тинрайт не мог вымолвить ни слова, даже двинуться не мог — тогда как больше всего на свете ему хотелось сжать девушку в объятиях, защитить от жутких воспоминаний, которые причиняли ей столько страданий, но от полнейшей, беспросветной безнадёжности в её голосе его конечности будто тяжелели и от них отливала кровь.
— Он заставил меня заглянуть, — произнесла Элан уже шёпотом, — он привёл меня в подвал и держал мою голову. И оно… оно говорило со мной. Эта штука со мной говорила. Оно знало, кто я! Оно знало обо мне то, что никто не мог знать — не только Хендон Толли, но даже мои отец и мать! Я пыталась убежать, но не могла. Что бы ни жило там, оно удерживало меня и играло со мной, как… как кошка забавляется с мышью — хватает, потом выпускает из когтей, позволяет отбежать, а потом ловит снова… Я… я… — теперь она плакала навзрыд, но даже не подняла руки, чтобы вытереть слёзы, — я не хочу жить в таком мире, как этот, Мэтт Тинрайт. В мире, в котором такие… мерзкие, такие страшные вещи прячутся в каждом зеркале… в каждом отражении…
Тинрайт наконец нашёл слова.
— Это был трюк… Он сотворил такое, чтобы напугать вас…
Леди Элан покачала головой — слёзы всё ещё текли по её щекам.
— Нет. Он и сам боится его. Думаю, именно поэтому он и притащил меня к нему. Оно как зверь в клетке. Он думал держать это как домашнюю зверушку, но оно требует много. Хендон собирался дать ему кормиться мною. И это ещё одна причина, по которой он не расстанется со мной так легко, Мэтт. Моё назначение было в том, чтобы… занимать внимание чудища.
Прошло немало времени, прежде чем Мэтту удалось успокоить Элан м'Кори настолько, чтобы она смогла выпить холодного бульона и уснуть. Видеть её отдыхающей, позабывшей ненадолго свои горести, было большим облегчением, но сколько он сможет сидеть здесь и охранять её? Как долго ещё сможет он тайком убегать по своим делам, прежде чем кто-то из придворных Хендона Толли заметит его отсутствие? Во внутреннем круге полно доносчиков и подхалимов, и все они грызутся за внимание своего господина — а некоторые даже завидуют бедному Мэтту Тинрайту, которому удача, кажется, улыбалась лишь затем, чтобы в конце со смехом посадить его в навозную кучу.
“Если Бриджид не будет приходить, я должен найти кого-нибудь ещё, чтобы помогать мне ухаживать за Элан, — но кому я могу доверять? И, что не менее важно — кого я смогу себе позволить?” Он взглянул на серебряный осётр, который ему, если только не произойдёт чуда онира Диотродоса с кувшинами пива, предстояло растянуть на две недели. Это казалось невозможным. Любой нищеброд из тех, какие только и согласятся на такую плату, сумеет определить статус Элан и пронюхав, что Тинрайту необходимо скрывать её, тут же запишет его первым в список кандидатур для шантажа. Ему нужен был человек безденежный и не слишком совестливый, но который не отступится мгновенно от слова и не ударит в спину — ну, или хотя бы сделает это не сразу.
На первый взгляд задача казалась неразрешимой. Однако, Тинрайт, увы, знал ответ.
“Во всём Южном Пределе есть только один такой человек, — признался он себе с тяжёлым сердцем. — Моя мать”.
