Мужчина воззрился на мальчика в изумлении — в первый раз Кремень назвал его так. Это было странно, особенно если учесть, что в последние дни он вообще едва ли произнёс хоть слово. Видно, после ухода Опал в ребёнке произошла очередная странная и тревожная перемена.
— Моя помощь?
Кремень сел на кровати и свесил ноги, затем нагнулся и пошарил по каменному полу в поисках башмаков.
— Я хочу поговорить со старцем. С тем, кто видит сны.
Сланец только головой покачал.
— О чём это ты?
— Здесь есть старик. Он видит сны. Все его знают. Мне нужно с ним поговорить.
Что-то такое Сланец вроде бы смутно припомнил.
— Дед Сера? А ты-то его откуда знаешь? Тебя не было с нами, когда Никель о нём рассказывал.
Упоминание о столь несущественном обстоятельстве Кремень пропустил мимо ушей.
— Отведи меня к нему, пожалуйста. Мне нужно с ним поговорить.
Сланец открыв рот уставился на мальчика — мальчика, который сводил его с ума, сбивал с толку, а иногда даже пугал до мурашек; он вспомнил о той минуте, прошедшей, казалось, целую жизнь назад, — когда Кремень был всего только котом в ещё не открытом мешке.
“А что, если бы я его и не открыл? Что, если бы я твёрдо взял Опал за локоть и увёл прочь — и пусть бы это всё стало чьей-нибудь чужой проблемой. Сложилось бы оно иначе? Лучше… или хуже?” — потому как трудно было не думать о том, что появление Кремня каким-то образом связано с остальными странностями, перевернувшими их жизни и жизни всех, кого они знали — Высокие то были люди или фандерлинги. Сланец вздохнул. Копнул горку — рой и всю норку, как говорится.
— Ладно, — кивнул он. — Я посмотрю, что тут можно сделать.
— Ничего не понимаю, — заявил брат Никель. Отпрыск влиятельной семьи, он только недавно поднялся от послушника до каинита
[6], то есть рядового монаха, но всякий, включая, разумеется, и самого Никеля, знал, что аббат избрал его своим преемником, и чаще всего парень вёл себя так, будто уже получил церемониальную киркомотыгу. — Из-за вашей шайки-лейки тут итак уже всё вверх дном — и наши традиции, и наши привычки. Женщины, дети, Высокий народ, беженцы — кажется, мы всех уже пустили сюда. Если бы Киноварь и Гильдия не поклялись, что всё это крайне важно…
— Но ведь они поклялись, — перебил его Сланец. — Прошу, Никель, просто скажи, куда нам идти. Мы благодарны тебе за помощь, но не хотим тратить долее необходимого ни единой минутки твоего времени…
— Отпустить вас шататься тут без надзора и… допрашивать нашего старейшего брата? — Никель вскочил. — Нет уж. Я сам отведу вас к нему. Но он стар и слаб. Если ваши вопросы огорчат его — аудиенция окончена, понятно?
— Да, я понял. Разумеется.
Лекарь Чавен, стоявший рядом и с интересом наблюдавший за переговорами, кашлянул.
— Думаю, мне тоже стоит пойти — если ты позволишь, Сланец…?
— Если позволит Сланец? — Никель сделался такого насыщенно пунцового цвета, что это казалось невозможным для человека сравнительно молодого. — А как насчёт Метаморфического братства? Нет, что уж там, давайте позовём всех, кто захочет пойти! А то ещё лучше — организуем процессию, как на День первого удара киркой: соберём горожан и поведём колонной в сады — то-то бедный старик удивится!
— Возможно, вы несколько преувеличиваете, брат Никель, — осторожно заметил Чавен. — Всё-таки я врач. Кого ж ещё лучше иметь под рукой, если вы беспокоитесь о здоровье деда Серы? Да и этот ребёнок, Кремень, находился под моей опекой. По-моему, взять меня в компанию — отличная мысль.
Сланец улыбался, но уже чувствовал, что безмерно устал и вот-вот выйдет из себя — а ведь собственно до дела ещё даже не дошло! И почему ему кажется, будто он вечно только тем и занят, что помогает исполнять чьи-то прихоти?
— Я не бывал в этой части храма, — заметил Чавен, пока они петляли по низкой пещере, причудливо вылепленной известняком, следуя путём, вехи которого распознать мог один только Никель.
— А с чего бы тебе здесь бывать? — раздражённо ответил брат-метаморф. — То, что здесь происходит — не вашего ума дело. Это огороды и фермы, где мы выращиваем нашу пищу. Нам ведь нужно было как-то кормить почти сотню ртов и до вашего появления.
“А скоро тут народу и ещё прибавится, — подумал про себя Сланец. — И тебе здорово повезёт, если это будут фандерлинги, а не фаэри”. Но вслух он этого не сказал.
— Ах, но, видите ли, мне всё это очень интересно, — развёл руками Чавен. — Истинный учёный никогда не перестаёт быть учеником. Не будьте так строги к нам, брат Никель. Мы очень благодарны, что вы пустили нас сюда. Пришло время войны и невероятных событий, и все добрые люди должны держаться друг друга.
Никель только фыркнул на это, но когда заговорил вновь, слова его звучали чуть более любезно.
— Это дорога к соляным копям. Разработки невелики, но мы добываем достаточно и для себя, и для торговли с верхним городом.
Кремень, кажется, один остался равнодушен к подземной зале и фантастическим колоннам, изваянным природой. Его лицо вновь стало отрешённым, а взгляд был направлен прямо вперёд, как у солдата, идущего на смертный бой.
“Да кто же ты на самом деле, малыш? — Сланец уже не был уверен, что сможет это понять, даже если кто-нибудь ему объяснит. — Что ты?” Но ответ, в общем-то, не имел значения. Важно было лишь то, что его жена любила мальчика, а Сланец любил свою жену. То, что он сам чувствовал к Кремню, облечь в слова было куда сложнее, но глядя сейчас на этого серьёзного ребёнка с копной светлых, почти белых волос, мужчина понимал, что сделает всё, что в его силах, чтобы защитить приёмного сына.
— Спускайтесь сюда, — Никель указал на боковой проход.
Сланец почуял тяжёлый огородный дух — запах прелой земли, сырости и навоза — задолго до того, как они шагнули под арку. Помещение за ней освещалось лишь несколькими факелами, и видно в нём было едва ли лучше, чем в туннеле. Чавен, ещё не вполне успевший привыкнуть к тусклому свету, обычному для фандерлингов, остановился и, словно слепец, вытянул руки вперёд; Сланец взял его под локоть.
Грибной огород располагался в на удивление просторной, с высоким сводом, природной пещере, чья форма была подправлена молотами и зубилами подземного народа. Больше всего пришлось потрудиться над расчисткой пола в центре, теперь сплошь уставленного низкими каменными столами, однако и стены тоже тщательно обработали, выдолбив в них множество рядов углублений, послуживших полками.
