К вящему ужасу Тинрайта двое мужчин остановились посреди огромной залы, недалеко от того места, где притаился он сам.
“Ну зачем я спрятался, дурак! Если меня обнаружат, невинность мне уже не разыграть!”
— Да, но предков, увы, не выбирают, — презрительно фыркнул лорд-протектор. — Великий Сиан на юге уже век, как ослаб: прекрасный снаружи, он сгнил изнутри. Бренланд и иже с ним не более чем деревни, окружённые стенами. Немного решимости — и мы могли бы править всем Эйоном, — поэт услышал, как Хендон досадливо сплюнул. — Но всё изменится, — в интонациях Толли опасно захрустел ледок. — Ты ведь не подведёшь меня, а, Окрос?
— О, нет, лорд Толли, не волнуйтесь! Мы разгадали уже большую часть загадок, кроме одной — что это за Камень Богов такой, будь он трижды неладен?! Мне уже начинает казаться, будто его и вовсе не существует!
— Разве ты не говорил, что без этого камня можно и обойтись?
— Да, мой лорд, насколько я могу судить, но всё-таки я хотел бы иметь его под рукой, прежде чем мы сделаем попытку… — лекарь прокашлялся. — Прошу вас, не забывайте, сир, что это сложные материи — это не наладка осадной машины, и требует не только простого расчёта.
— Знаю. Не разговаривай со мной как с каким-то дурачком, — голос Толли сделался ещё более холодным и жёстким.
— Что вы, мой лорд! — Тинрайту доводилось видеть Окроса Диокетиана во дворце: деятельного неприветливого человека, который, казалось, смотрит на окружающих свысока, хоть он и скрывал презрение под маской учтивости. Но сейчас от высокомерия не осталось и следа — голос учёного выдавал, как он боится своего повелителя. И Тинрайт мог его понять. — Нет, мой лорд, я упомянул об этом только чтобы напомнить вам, как много нам ещё предстоит сделать. Я тружусь от восхода до заката, да и по ночам…
— Мы должны воспользоваться заклинанием в день летнего солнцеворота или упустим свой шанс. Твои слова, а?
— Да, да… я так сказал…
— Тогда мы не можем больше ждать. Ты покажешь мне, как всё должно быть проделано, и поскорее. Если же ты не оправдаешь моего доверия, что ж, я найду другого знатока.
Некоторое время Окрос молчал, явно пытаясь справиться с собой, чтобы унять дрожь в голосе. Впрочем, он не слишком в этом преуспел.
— К-конечно, лорд Толли. Я… я думаю, что собрал воедино уже большую часть кусочков мозаики — да, восстановил почти весь ритуал! Мне осталось только разгадать значение некоторых слов, поскольку Фаяллос и другие учёные древности не всегда сходятся во мнениях. Вот например, один из них особо подчёркивает, что для успеха всего дела изразец должен быть “затуманен кровью".
Хендон Толли расхохотался.
— Не думаю, чтобы с кровью у нас возникли хоть какие-то сложности — этому богами проклятому муравейнику пойдёт только на пользу, если в нём станет на несколько голодных ртов меньше.
Наместник, видно, зашагал дальше, потому что голос его стал понемногу затихать. Тинрайт про себя вознёс хвалу Зосиму — хорошо, что ему не придётся дольше сидеть тут скрючившись, поскольку спина и ягодицы его уже затекли и начали болеть.
— Но я не перестаю раздумывать над тем, что значит “затуманено”, - судя по звуку голоса, Окрос засеменил следом. — Я сверился с тремя переводами, и во всех них написано примерно одно и то же. “Затуманить”, “заволочь”… и ни разу — “вымазать” или “запятнать”. Это зеркало, милорд. Как можно затуманить зеркало кровью?
— О боги! — рявкнул Толли с явным раздражением. — Сдаётся мне — перерезав нескольким невинным глотки. Разве не этого вечно жаждут древние? Не жертвоприношений? Даже в здешних трущобах всегда отыщется несколько невинных — детей, в конце концов.
Страшный смысл сказанного наместником только начал укладываться у Тинрайта в голове, как внезапно поэт осознал, что голоса опять приближаются — собеседники развернулись и сейчас шагают в направлении лестницы, той самой, на которой он прячется. Мэтт не стал тратить драгоценное время на то, чтобы подняться с колен, а просто развернулся и начал карабкаться вверх по ступеням прямо на четвереньках. За первым же поворотом он вскочил на ноги и поспешил дальше, стараясь двигаться быстро, но бесшумно. Обрывки спора Толли и лекаря внизу всё ещё доносились до ушей Тинрайта, но различал он только отдельные слова: к его несказанному облегчению, эти двое не стали подниматься вслед за ним.
— Призраки… земли, что не… — голос Окроса доносился едва-едва, будто посвист ветра с верхушек башен — … мы не можем рисковать…
— ….сами боги… — Толли опять смеялся, и его голос звенел от ликования. — И весь мир, стеная, падёт на колени…!
Когда, добравшись до верха, Тинрайт вывалился из дверного проёма этажом выше, его страшило не только разоблачение. На последних словах голос Хендона Толли странно изменился — в нём засквозило что-то дикое, почти нечеловеческое.
Мэтт долго стоял у лестничного колодца, пытаясь отдышаться беззвучно и прислушиваясь, не раздадутся ли на лестнице шаги, но даже голосов больше не услышал. Могло быть и так, что Окрос и лорд-протектор просто прошли в соседний зал. Нужно подождать подольше, чтобы убедиться, что путь свободен. Толли пугал его до полусмерти и в обычном своём состоянии, но слушать, как этот человек так радостно предвкушает кровавую жертву — да ещё его смех, его жуткий смех…! Нет уж, Мэтт будет стоять тут хоть до ночи, если понадобится, только чтобы не столкнуться с хозяином цитадели Южного Предела.
В конце концов, чувствуя надобность размять ноги, но ещё не готовый рискнуть и спуститься, он тихонько прошёлся по верхнему этажу мимо открытых дверей кладовых, освобождённых ради вселения высокородных беженцев. В дальнем конце холла из окна, обращённого на юг, открывался вид на сад и дальше — на лежащие за ним ворота внутренней крепости. Вообще же из маленького окна со средником можно было разглядеть и протянувшийся вдали залив, где насыпная дорога некогда соединяла замок на острове с материком. Сейчас, однако, дальний берег выглядел несколько необычно. Тинрайт долго пялился туда в изумлении, пока не вспомнил испуганные перешёптывания придворных, слышанные им утром, о том, что после долгого затишья фаэри принялись за какое-то зловещее колдовство.
— Странные звуки, — говорили одни, рассказывая о том, что разбудило их посреди ночи. — Заунывные заклятья и песнопения.
— Туман, — уверяли другие, — густейший туман опустился всюду. Такой сам по себе образоваться не может!
И Тинрайт действительно увидел большое облако, распростёртое вдоль залива у берега с той стороны, и сначала подумал, что тёмные, медленно колышущиеся сгустки во мгле — это султаны чёрного дыма, протянувшиеся от огромных костров, которые волшебный народ развёл на пляже, но хотя ветер то и дело взвихрял сам туман, тёмные языки оставались неколеблемы им. Что-то поднималось… вырастало из тумана. Но что? И откуда оно там взялось?
Тинрайт помотал головой, не в силах внятно объяснить себе происходящее. После нескольких месяцев затишья стало уже как-то забываться, что квары всё ещё здесь, коварные и незаметные до поры, как лихорадка. Неужели они решили всё же нарушить долгое, пусть и шаткое перемирие?
