— Нам тут такие разговоры не нужны, — сердито оборвал монаха Киноварь. — Ты что, хочешь запугать наших людей до полного безрассудства? Никель, уж по самой крайней мере подумай о наших жёнах и детях! Хотя нет, погоди, я ведь совсем забыл — у метаморфных братьев нет времени на такую ерунду!
— Мы занимаемся священными трудами! — взвился Никель, и завязалась нешуточная свара, в которую влез даже Медь, но Феррас Вансен их больше не слушал.
— Хватит! — вмешался он, но видя, что никто не обращает на него внимания, повысил голос, и без того более громкий и зычный, чем у любого из спорщиков. — Хватит! Немедля все заткнули рты!
Все присутствовавшие в комнате воззрились на него в изумлении.
— Ради жён и детей, которых вы только что упомянули, — ради всех нас — прекратите эту грызню. Брат Никель, вы сказали "Девять городов фандерлингов" — что это значит?
Никель небрежно отмахнулся.
— Это просто выражение такое, означает всех фандерлингов вообще, а не только жителей нашего города.
— Так есть и ещё фандерлинги? Где? Магистр Киноварь, вы до того говорили мне что-то о городах и поселениях, но я вообразил, будто речь идёт об обычных городах, вроде Фёстфорда и Оскасла.
Киноварь покачал головой.
— Я понимаю ваш энтузиазм, капитан Вансен, но если перед вашим внутренним взором сюда решительным шагом маршируют тысячи фандерлингов со всего Эйона, чтобы спасти нас, боюсь, я вынужден буду вас разочаровать. Некоторые из так называемых городов давно заброшены, а от остальных в большинстве своём мало что осталось — из тех, что досягаемы для нас. Ещё два — теперь за Границей Тени, а один — на южном континенте, Ксанде.
— Но ведь есть ещё фандерлинги, которые живут вне Южного предела?
— Конечно, сколько-то есть. Даже спустя много лет после того, как наш золотой век завершился, фандерлинги проживали во многих городах, работая с камнем и выплавляя металл для Высокого народа, но их число всё уменьшалось и уменьшалось. Как и здесь. Всего сотню лет назад нас было почти вдвое больше, чем теперь, — Киноварь пожал плечами. — Всё ещё существует довольно большое поселение в Тессисе и ещё одно — в горах Сиана, где добывают камень; в них, вполне возможно, совокупно живёт примерно столько же народу, как и здесь. И я слыхал ещё, что кто-то остался в нашем старом городе Вестклифе в Сеттленде, хотя сейчас он едва ли больше деревни. Ну, и, возможно, ещё тысяча наших разбросана по другим городам Эйона. В конце года мы все обычно собираемся на большое празднество под названием Ярмарка Гильдии, но боюсь, нам не продержаться здесь столько, чтобы заручиться помощью на этом празднике, — он снова пожал плечами. — Или я неверно воспринял вашу идею, капитан?
— Да нет, попали в самое яблочко, магистр, — Вансен нахмурился. — Но всё же хотелось бы знать: можно ли с помощью гулкамня достучаться, например, до Сиана?
— Раньше мы так им и пользовались, — кивнул Малахит Медь. — Но камни давно замолчали меж ними и нами.
— Вы упоминали, что в Сиане живёт столько же фандерлингов, сколько и здесь, — обратился Вансен к Киновари. — Возможно, они помогли бы нам. Если мы удвоим число соратников, это действительно позволит нам продержаться гораздо дольше.
Магистр задумчиво кивнул.
— Думаю, мы не можем позволить себе упустить даже такой призрачный шанс. В прежние дни длинная жила гулкамня соединяла наш город и то, что высокий народ называет Подмостьем, поселение фандерлингов в Сиане. Если только не произошло сильного смещения почвы, я не вижу причин не воспользоваться этим средством.
— Прошу прощения, — вмешался Малахит Медь, — но я действительно должен задать этот вопрос: что мы выгадаем, даже приведя откуда-нибудь впятеро больше народу, чем у нас уже есть? Нас всё равно останется слишком мало, чтобы одолеть кваров, если всё, услышанное нами здесь сегодня — правда. Тогда в чём смысл? Помощь из Подмостья будет добираться сюда несколько недель и поспеет никак не раньше Средины лета — если ещё будет послана, в чём я лично сомневаюсь. Но даже пусть она и придёт, что это изменит?
— Вы правы, — откликнулся Вансен. Он обдумывал создавшееся положение тщательно и не спеша, как делал это всегда, но не видел больше никакого решения. — Это верно, победить сумеречный народ мы не сможем. Они свирепые воины, но хуже того: на их стороне — ужас и безумие, каких мне прежде не доводилось ни видеть, ни чувствовать. Но я и не собираюсь побеждать их.
Брат Никель презрительно фыркнул.
— Тогда почему бы нам просто не сдаться сразу? Так мы, по крайней мере, сможем сами выбрать, как умереть.
— А ну, утихни, ты, скользкий трусливый святоша! — сердито рявкнул Медь. — Я лично с радостью предпочёл бы встретить смерть с боевым молотом в руке, а не расшибая лоб в попытках вымолить прощение у Старейших Земли!
— Господа… братья, — воззвал Киноварь, раскидывая руки в примиряющем жесте. — Это неправильно…
— Постойте. Вы не дали мне закончить, брат Никель, — громко сказал Вансен. Он от души пожелал, чтобы задача убедить остальных, как бы сложно это ни было, оказалась самой трудновыполнимой частью придуманного им плана. — Я не собираюсь побеждать кваров, потому что, как я уже сказал, одержать над ними верх мы не сможем. Более того, нам нечего надеяться даже, что получится сдерживать их достаточно долго. Но мне известно кое-что о том, что им здесь нужно, а может даже кое-что, о чем пока не знает их предводительница, — кое-что важное.
И всё-таки члены его ослабели при одной только мысли о тёмной леди сумеречного народа. О, сколько раз являлся ему в кошмарах её образ — порождение уловленных им дум Джаира, лёгших на память, как ложатся на стены пещеры тени, созданные огнём. Он так страшился встречи с ней, но что ещё оставалось? Вансен был солдатом, и, дав клятву защищать этот народец, теперь хранил верность своему слову так же твёрдо, как верность присяге Эддонам и их трону, данной им ещё при поступлении на службу.
— Вот мой план, — высказался Феррас, когда остальные наконец угомонились. — Я намерен добиваться мира.
— Мира!? — рыкнул Медь. — С народом сумерек? С эттинами и подлыми предателями? Это безумие!
Вансен невесело усмехнулся.
— Если так, безумие — единственное, что может нас спасти.
Одинокая краюшка луны висела в небесах, когда они тихонько выбрались через боковую дверцу обсерватории Чавена, притулившейся у старых стен. Сланец уже несколько недель не поднимался на поверхность, и с первым же вдохом свежий пряный воздух ударил в голову и перед глазами всё поплыло. Он сделал два нетвёрдых шага, покачиваясь, будто оглушённый, не сразу обретя равновесие. Ночь казалась… такой огромной!
Кремень, напротив, вроде бы ничего такого не ощущал. Он быстро глянул в одну сторону, в другую — и побежал вниз по ступеням, а у подножия лестницы без колебаний свернул на ту дорогу, что вела вдоль стены прямо к Лагуне скиммеров, будто заранее видел, куда придёт по ней. Сланец непроизвольно вздрогнул. Откуда мальчик мог знать такие вещи? Этому не было разумного объяснения — более того, это противоречило всем доводам разума. Но вписывается это всё в рамки здравого смысла или нет, а если Сланец потеряет парнишку, Опал непременно его запилит. И он поспешил за ребёнком.
