— Хедер, детка! — Каз спешит к ней и становится на колени в пепельное сырое месиво, чтобы обнять ее. Она чувствует Хедер под своими руками: мягкая, теплая и невероятно реальная. Каз кричит от радости снова увидеть ее. Она тоже горевала по ней, по маленькой девочке, которую знала с младенчества, по своей крестной дочери. Даже если это не реально, она так хочет, чтобы это стало реальностью, хотя бы на короткое время!
Хедер поворачивается и обвивает шею Каз.
— Крестная Каз, — говорит она, прижимаясь своей щекой к ее щеке.
— Хедер, мы любим тебя. Мы так по тебе скучаем! Твои мама и папа скучают по тебе.
— Я тоже по вам скучаю.
— А ты не можешь вернуться к нам? Не можешь?
Она ничего не отвечает и тихонько мурлычет на ухо Каз. Потом она мягко говорит:
— Маме нужна твоя помощь. Ты должна ей помочь.
— Я хочу, но не знаю как. Что мне надо сделать?
— Ты должна ей помочь, — повторяет Хедер.
— Да… Скажи, что мне делать, милая…
Неожиданно в другой комнате телефон Каз снова начинает звонить. Она поднимается, думая о спящем Рори. Она не хочет его будить. Его нельзя беспокоить.
— Подожди здесь, — говорит она Хедер. — Я только на секунду.
Она выбегает из выгоревшей комнаты и спешит в спальню. Ее телефон лежит на прикроватном столике, дисплей светится, сигнал вызова разносится в воздухе. Рори ворочается. Его нельзя будить. Она протягивает руку за телефоном, но не может за него ухватиться…
И тут она просыпается, всплывает на поверхность реальности, зная, что оставила Хедер во сне. Она сразу расстраивается. Мы не закончили. Я по-прежнему в темноте. Мне не удалось сделать что-то важное, но я не помню, что именно.
Она в полубессознательном состоянии все еще ощущает Хедер в своих руках и вдыхает сладкий запах ее волос. У Каз перехватывает дыхание от живости сна и от понимания, что он внезапно кончился. Ее переполняет глубочайшая тоска, и она горько плачет.
После этого она не может заснуть, поэтому спускается в кухню и, как лунатик, заваривает чай. Этот яркий сон вернул ей острое чувство горя и потери, которые все они испытали той жуткой, той ужасной ночью.
Рори позвонил Каз в четыре ночи и сказал, что она им нужна. В доме пожар. Его голос дрожал.
— О боже, Рори, это ужасно. Все живы? Что пострадало?
Почему-то она вообразила себе нечто вполне поправимое: сгорело подсобное помещение или новая кухня, на потолке появились пятна от сажи, суетятся пожарные, в то время как семья в ночных одеждах стоит, дрожа, на лужайке перед домом.
Однако он зарыдал так, что по коже у нее поползли мурашки, а ноги подкосились.
— Все пропало, Каз! Дом… Всё… Ты должна к нам приехать. Мы потеряли ее, мы потеряли ее…
— Кейт? Ты потерял Кейт?
— Нет… нет… Хедер. Это Хедер. — Больше говорить он не мог.
Каз была в больнице через двадцать минут. Она промчалась по пустым улицам на бешеной скорости, не заботясь о том, что ее могут остановить, потому что она все равно не остановилась бы, она сделала бы все, чтобы попасть к ним поскорее. Кейт была там, глаза у нее были пустыми, лицо и руки — черными от сажи… Она пыталась добраться до детей. Ади проснулся, и, поскольку он был высоким и сильным для своих девяти лет, ему удалось открыть окно и выпрыгнуть. Он был жив, но находился в искусственной коме, в которую его ввели, оценив полученные повреждения. У него была сломана нога, раздроблено запястье и разорвана селезенка, но врачей заботило состояние его головы и шеи, которые, как они опасались, тоже были травмированы.
С ними сидела женщина из полиции, спокойная, полная сочувствия. Изредка она разговаривала по рации, висевшей у нее на плече. Рори безостановочно плакал. Каз обняла его и погладила по голове, затем подошла к Кейт и взяла ее за руку. Та повернулась и посмотрела на нее мертвыми глазами.
Дом теперь был огорожен лентой, и пожарная служба и полицейские криминалисты приступили к расследованию.
— Мне так жаль, — прошептала Каз. Этого было явно недостаточно, но это все, что можно было сказать.
— Я хотела ее вытащить, — четко выговорила Кейт. — Я пыталась добраться до ее комнаты.
— Ох, Кейт, мне… так жаль. — Горячие едкие слезы жгли глаза Каз. Она не могла представить Хедер в ее спальне, вообще думать о ней не могла, она боялась расклеиться и быть не в состоянии поддержать Кейт и Рори. — Милая, даже представить себе не могу, каково тебе.
— Они были вынуждены остановить ее, не пустить в дом, — сказал Рори сквозь слезы. — Она пыталась и, хотя очень хотела, не смогла. Было физически невозможно подняться на второй этаж.
— Ты не пострадала, Кейт? — спросила Каз, гадая, не спрыгнула ли она тоже со второго этажа. — Тебя врач осматривал?
Кейт нетерпеливо ответила:
— Да, да. У меня все в порядке.
Рори сказал:
— Она здорова. Мы еще не знаем, где она была, когда это началось, но загорелось в задней части дома. Там, где были дети. О господи. — Он вытер глаза кулаком. — Не могу поверить. Не могу поверить, что больше мы ее никогда не увидим.
Кейт встала и начала расхаживать взад-вперед, бормоча что-то себе под нос. Каз смотрела на нее с беспокойством, чувствуя себя беспомощной и не зная, с чего начать. Что сказать человеку, когда случается такое? Сейчас она могла думать только о практических вопросах: как обеспечить их горячим питьем и пищей, где они будут спать, как организовать визиты к Ади в больницу. Кроме того, надо будет позаботиться о похоронах. Надо полагать, после расследования. Она не очень-то знала, как это все работает. Больше всего на свете ей хотелось прижать к себе Лею и Мику, крепко держать их и никогда не отпускать.
Каз думает, что отстранение Кейт началось той самой ночью, еще до того, как она доехала до больницы. Кейт, кажется, замкнулась в своем собственном мирке, в месте, где вообще не было Ади. Прежняя Кейт исчезла. Конечно, она должна была измениться. Каз ожидала шока, горя, эмоционального потрясения и, вероятно, долгого пути к принятию того, что случилось. Однако Кейт не только кардинально изменилась, она, казалось, полностью отстранилась от всего, что происходило вокруг нее.
С самого начала Кейт делала то, что следовало, но при этом будто не понимала происходящего. Когда Каз пыталась говорить с ней об Ади, убедить поехать в больницу и проведать его, Кейт, казалось, просто не понимала, о ком и о чем та говорит, а вскоре вообще запретила упоминать о нем. Его имя вызывало у нее нечто вроде истерики, и вскоре они научились не произносить его в присутствии Кейт.
— Это шок, — говорили ее друзья друг другу. — Скоро она выкарабкается и захочет его увидеть.
Однако никаких признаков этого не появлялось.
Коронер закрыл расследование и выдал тело. На похоронах Хедер Кейт выглядела не столько оцепеневшей от горя или транквилизаторов, на которых сидела, сколько не понимающей, зачем она здесь. Рори с белым лицом держался как мог, когда люди обнимали его и выражали соболезнования, но Кейт стояла отдельно, будто ее позвали на похороны чужого человека. Она не выказывала эмоций ни на каком этапе. Каз даже видела, как та бросила взгляд на часы, будто в надежде, что церемония скоро закончится. Ей было так жаль свою подругу, ей отчаянно хотелось сделать для нее что-нибудь, однако помочь, казалось, было невозможно. Она старалась позаботиться о делах, нашла для Кейт жилье — маленький современный дом сразу за городом — и помогла обустроиться. Она предложила пойти в старый дом и посмотреть, что из имущества можно спасти, однако Кейт посмотрела на нее так, будто не знала, о чем говорит Каз. Полицейское расследование закончилось, когда эксперты пришли к выводу, что злого умысла не было. После того как страховая компания обследовала пепелище, Рори и Каз собрали то, что осталось, и Каз привезла ящики с сохранившимся добром.
