— Какой смысл? Она не хочет, чтобы ее нашли. Она изо всех сил старалась скрыться. Может быть, нам просто надо оставить ее в покое.
Каз наклоняется к нему.
— Мы не можем попросту махнуть рукой, — твердо говорит она. Она не собирается рассказывать Рори о своем сне. Было бы жестоко примешивать к этому еще и его мертвую дочь. Однако она может использовать свое видение, чтобы разобраться в этой жуткой кутерьме. — Мы ее найдем. Начнем прямо сейчас. — Она придвигает к себе мобильный телефон. — Для начала я напишу ей текстовое сообщение. Будем продолжать, пока она не ответит. В конце концов она это сделает.
Рори смотрит на нее с несчастным выражением на лице:
— Что, если слишком поздно? Что, если ее уже нет в живых? Вероятно, это то, что она планировала.
— Не уверена. Ее голос не был голосом самоубийцы. Без доказательств обратного будем считать, что она жива и что ее можно найти. Кто-нибудь должен был ее видеть. Кто-нибудь знает, где она. Мы можем это сделать. Ради тебя, ради нее и ради Ади.
— Хорошо. — Рори выдавливает из себя улыбку, пытаясь обрести уверенность. — Что нам терять?
Глава 24
Артур почти не разговаривает с Летти в течение дня и сохраняет имидж скучающего и мрачного молодого человека, того Артура, каким она знала его до бракосочетания. Он слоняется по дому, изредка исчезает, отправляясь на одну из своих прогулок, или читает там, где не толпятся женщины. Дамы относятся к нему с известным почтением и держатся на расстоянии, однако Ангелы его совсем не любят. Очевидно, они догадываются о его мотивах.
— Он гуляет по деревне, — говорит Китти, пока Летти надзирает над наведением порядка в бельевом шкафу.
Иногда Летти кажется, что она заведует немаленькой гостиницей, если принимать во внимание объем хозяйственных работ: уборка и смена белья в пятнадцати спальнях, бесконечное пополнение запасов в обширной кладовой, составление меню и отдача распоряжений кухаркам, забота о доме и окружающей территории. Арабелла рада переложить эти заботы на плечи Летти. Возвысившись до места рядом с Возлюбленным, она стала еще более царственной, чем прежде. А Сара передвинута еще на два места за столом и на ряд дальше в церкви. По-видимому, Арабелла хочет, чтобы дистанция увеличивалась, чтобы со временем все забыли, что Сара была кем-то иным, нежели одной из дам среднего возраста, преданных Возлюбленному и жаждущих внимать любому его слову. Сара, кажется, страдает, хотя никто толком не знает, является ли это результатом такого обращения с ней. Ей все больше нездоровится, лицо у нее серое, уставшее. Она много времени проводит в одиночестве в своей маленькой спальне, и за ней ухаживают Ангелы.
— Артур гуляет по деревне? — беззаботно переспрашивает Летти. Она показывает на верхнюю полку. — Одинарные простыни только сюда, Китти. Полагаю, он имеет на это право. В конце концов, никому не запрещается выходить из дома. Быть здесь — это вопрос выбора.
— Но если ты здесь, ты здесь, — отвечает Китти, засовывая стопку свежих белых простыней на верхнюю полку. — Не думаю, что он здесь. И вы знаете, что творится в деревне.
Летти вспоминает Энид и ее странные обвинения. Она сказала, что все так говорят.
— Ты имеешь в виду слухи о нас?
Китти кивает:
— Это плохо. Я вообще больше туда не хожу. Девушки говорят, что делать там покупки стало неприятно.
— Ну что ж, — решительно говорит Летти, — если они не хотят, чтобы мы у них покупали, я не против делать закупки у других торговцев в другом месте. Мы даем им заработать, не так ли? Не понимаю, какое отношение к ним имеет жизнь здесь.
— Вы же знаете, каковы люди, — отвечает Китти, складывая в стопку наволочки. — Они любят сенсации. Они были бы разочарованы, если бы могли увидеть нас такими, какие мы есть. — Она ухмыляется, наклоняется к Летти и шепчет: — Они думают, что мы делаем работу по дому голыми.
Летти ахает, а потом смеется:
— Китти… прекрати это. Что ж, если Артур ходит в деревню, может быть, ему удастся противодействовать таким слухам. Возможно, они к нему прислушаются.
— Вышло у вас что-нибудь с ним? — интересуется Китти. — Слышит ли он голос истины?
Летти вздыхает:
— Не думаю. Пока нет. Но по крайней мере, мы более или менее по-дружески относимся друг к другу. Он хочет уехать в конце лета, и, если он так и сделает, это будет означать, что я потерпела поражение.
Китти качает головой:
— Он крепкий орешек. Из-за него вам придется тяжко сражаться с дьяволом, он цепко держит его душу.
Летти знает, что это верно, и все же она обнаружила, что с возрастающим нетерпением ожидает вечеров, когда она удаляется на отдых в голубую спальню и Артур присоединяется к ней. Он всегда дает ей время побыть одной, воспользоваться гардеробной и переодеться, так что она уже в постели, когда он приходит. Он, по-видимому, понимает, что это дает ей ощущение безопасности, в котором она нуждается. Он ведет себя благопристойно, всегда переодевается в гардеробной и настаивает на том, чтобы спать на кушетке, стоящей у изножья кровати. Однако со своих отдельных спальных мест они ведут долгие беседы, и иногда Летти, чтобы лучше слышать, переворачивается и передвигается к изножью кровати. Оттуда она может смутно видеть его в темноте — расплывчатый профиль, блеск глаз — и слушать его негромкую речь, время от времени прерываемую гортанным смехом, когда он говорит что-то такое, что его забавляет. Похоже, темнота делает их раскованными, что невозможно днем. Иной раз, когда они находятся внизу в обеденном зале и он сидит рядом, молчаливый и деревянный, Летти бросает на него взгляд и едва верит, что они действительно ведут ночные беседы. Но потом приходит темнота, он снова рядом, и их доверительные разговоры шепотом продолжаются.
Он рассказывает ей о своей жизни: детство в Бакингемшире, потом переезд в Лондон, связанный с работой отца. По мере того как благосостояние семьи росло, росли и ожидания относительно будущего Артура. Он единственный сын, средоточие всех амбиций. Он был отправлен в Харроу, оттуда в Оксфорд.
— …где я так весело проводил время. Вот только долго это не могло продолжаться, все так закрутилось, что было ясно: все скоро закончится.
Он задумывается:
— Я прошел через все это, делая вид, что мне необходимо поправить здоровье. Как будто меня отправили в приморский санаторий.
Летти увлеченно слушает рассказы об Оксфорде. Она никогда не слышала о такой безнравственной, такой распутной жизни. Истории об азартных играх, клубах, танцах, девушках, автомобилях, об изобилии еды, выпивки и денег заставляют ее чувствовать себя безнадежно провинциальной и невинной.
— Мой старик хотел, чтобы это было так, — небрежно говорит Артур в темноте. — Он назначил мне приличное содержание, так что я мог вращаться в фешенебельных кругах. Больше всего на свете он хотел, чтобы у меня было положение в обществе, чтобы я женился, скажем, на дочери графа или что-то в этом роде. Иногда деньги могут такое обеспечить, если ты умен и не слишком нагл. Но когда дошло до дела, ему многое не понравилось. Я рассказывал ему, до чего все они докатились, все эти богатеи, которых он отчаянно прочил мне в друзья, и он не мог этому поверить. Распутство, думал он. Аморальность. Он не понимает, что такое веселое времяпрепровождение, как не понимает и того, что это некий обряд посвящения. Все мы станем респектабельными, когда устроимся и женимся. Чего он не смог перенести, так это того, что половина ребят были гомиками, а остальные спали с чужими женами или актрисами.
