— Но я не могу ненавидеть его, несмотря ни на что, — говорит Летти и снова целует Артура, — потому что он дал мне тебя.
Они засыпают в объятьях друг друга. Когда Летти ранним утром просыпается, в кровати рядом никого нет, и она слышит плеск воды в гардеробной. Артур появляется через несколько минут, умытый и одетый.
— Сейчас мне нужно уходить, — мрачно говорит он. — Не следовало мне оставаться так долго. Нельзя позволить, чтобы меня здесь застали. Думаю, Филлипс догадывается, что у меня на уме, и это может тебе повредить.
— Я не хочу, чтобы ты уходил, — расстроенно говорит она.
Он подходит к кровати и наклоняется, чтобы еще раз нежно поцеловать ее.
— Мне тоже не хочется уходить от тебя. Прости, милая, но я должен. Я не закончил работу, которую надо сделать. — Он садится рядом с ней на кровать. — Я возвращался, чтобы снова увидеть тебя и спросить, поедешь ли ты со мной.
— С тобой? — говорит она едва ли не удивленно.
— Да. Я не могу тебя здесь оставить, зная то, что знаю о Филлипсе.
— Думаю, я здесь не пользуюсь особенным доверием. — Она рассказывает ему о записке Эмили Пейн и реакции Арабеллы. — Они думают, что мы сообщники, и, вероятно, воображают, что я такая же негодница, как и ты. Вчера они заперли меня здесь на весь день. Это плохой знак.
Артур хмурится:
— Тогда чего мы ждем? Ты должна сразу идти со мной. Я не оставлю тебя тут. Я попытаюсь стать журналистом в Лондоне. Боюсь, мне сразу потребуется работа, поскольку отец намерен оставить меня без гроша. Вряд ли я вернусь в Оксфорд, без денег это исключено. А помимо прочего я думаю насчет того, чтобы нам пожениться по-настоящему, если тебе эта идея по нраву.
— Я от нее в восторге! — отвечает она, обнимая его.
— Чудесно. — Он снова крепко целует ее. — Думаешь, ты сможешь быть женой бедняка?
— Мы не будем такими уж бедными, — говорит Летти радостно. — У меня есть деньги!
— У тебя есть деньги? — Он удивлен. — Я думал, что все было отдано этому старому козлу.
— Не все. Я никогда ничего не подписывала. Конечно, я собиралась. По крайней мере, думаю, что собиралась. Но не сделала.
— Что ж, это замечательно. До тех пор пока у нас достаточно средств, чтобы поставить на стол букет роз для собственного удовольствия, я буду счастлив.
Она любит его за то, что он не спрашивает, сколько у нее денег. Она наслаждается, представляя их двоих в маленьком лондонском доме, может быть, неподалеку от реки; Артур уходит на работу, а она поддерживает в доме порядок и учит сирот. Или нечто вроде этого. Она дорисует картину позже.
Он продолжает:
— Ты должна собрать свои вещи. Мы уйдем до того, как все проснутся. У меня есть место, где мы можем остановиться.
— Нет, нет, Артур. Я не могу уйти с тобой. Не сейчас.
— Почему? — Он выглядит обиженным и в то же время взволнованным. — Я же сказал, что не могу тебя здесь оставить.
— Ты должен. У меня все будет хорошо. Возлюбленный не обидит меня, в самом деле не обидит. Но я должна остаться рядом с Арабеллой еще на какое-то время. Я хочу попрощаться с ней, если смогу. Назад я, скорее всего, никогда не вернусь. Возвращайся завтра, и я буду готова уйти, обещаю тебе.
Он пристально смотрит на нее, а потом говорит:
— Хорошо. Я понимаю. Но ты должна пообещать мне, что будешь держаться в стороне от Филлипса. Я встречу тебя завтра вечером у ворот. Будь там в шесть. Не думаю, что до этого времени что-то произойдет. — Он с неохотой встает. — А теперь я должен идти.
Она жмется к нему, внезапно ей становится страшно.
— Будь осторожен, хорошо?
— Конечно. И ты тоже. Завтра вечером мы будем вместе. А до той поры оставайся здесь.
Летти кивает, в ее глазах стоят слезы.
— До завтра, — говорит она, держа его за руку. Наконец он забирает руку и улыбается ей в последний раз, а потом направляется к окну.
— Помни, в шесть, — говорит он, открывая окно.
— Я помню. В шесть.
Когда он исчезает, единственное, что может ее утешить, это воспоминания о его восхитительных поцелуях и перспектива совместного будущего. Только позднее она вспоминает, что собиралась рассказать ему о сходке в деревне.
Что ж, ладно. К завтрашнему дню все будет кончено.
Глава 29
Я не чувствую себя частью общины, в которой теперь нахожусь. Дом кажется наводненным молодыми людьми, и все, насколько я могу судить, неправдоподобно хорошо выглядят, хотя не исключено, что это эффект молодости и странного счастья, которым наполнен дом. Кажется, будто их не трогают житейские невзгоды, в то время как я чувствую себя так, словно у меня на лбу большая черная метка, которая символизирует все, что произошло со мной.
Возможно, я просто не знаю, что они выстрадали в своей жизни.
Однако после столь долгого пребывания в одиночестве их легкость меня подавляет. Я ем одна в своей комнате; София приносит мне тарелку великолепного карри, которое они все вместе едят в столовой. Я никогда такого не пробовала; похоже, в этом блюде только овощи и какие-то цветы, но оно свежеприготовленное, пряное и сытное, поданное с диким рисом и стаканом воды. Кроме того, мне дают йогурт с маракуйей и сухое печенье, сделанное из чего-то такого, что я не могу определить, — возможно, это гречка или какая-то другая экзотическая крупа. Пища производит впечатление здоровой, и я почти уверена, что в ней содержится спирулина или другие морские водоросли, а также протеины и неведомые порошки, которые обеспечивают оптимальную работу кишечника. Эти молодые люди не были бы такими ясноглазыми и густоволосыми, если бы питались пиццей, чипсами и пивом. Еще на подносе стоит чашка с успокоительным травяным чаем, и я выпиваю его, наслаждаясь легким ощущением отстраненности, которое вызывает этот напиток. Я привыкла испытывать подобное ощущение от холодного белого вина, и мне нравится идея получать такой же эффект от здорового напитка вроде этого чая.
Поев, я подхожу к окну, выглядываю в сад и вижу ящик, который подставила для Хедер. Где-то внутри я чувствую боль, но не слишком острую — благодаря чаю. Часть моего существа хочет вернуться в то состояние, в котором я могла вызывать в воображении Хедер и делать ее такой реальной. Я могла прикасаться к ней и вдыхать ее запах. Накормить ее было труднее, мне так и не удавалось заставить ее поесть. Однако мы много делали вместе. Под лавровым деревом есть маленькое убежище, которое мы с ней соорудили. Теперь мне любопытно, как же я выглядела: взрослая женщина ковыряется в земле, разговаривает сама с собой, действует так, будто с ней кто-то есть. Агнес меня видела. Она могла сообразить, что что-то не в порядке. Однако в чем дело, она догадаться не могла. Лишь когда люди стали заполнять этот дом, я была вынуждена выйти из своего фантастического мира в холодную жестокую реальность. После этого заставить Хедер жить со мной становилось все труднее и труднее. Она стала постепенно стираться и исчезать. А когда Сисси полностью разрушила иллюзию, пришла боль. Вина. Невыносимая. Все то, от чего я так старалась убежать. Это грозило уничтожить меня.
