Я беру свой кофе, иду к парадной двери и прихлебываю его уже на прохладном утреннем воздухе. Я подхожу к кустам рододендрона, любуюсь глянцевыми темно-зелеными листьями и гадаю, когда они расцветут и какого цвета будут цветки.
Когда я рассматриваю кусты, слышится треск и шорох, а потом я вижу фигуру в мешковатом коричневом пальто, которая прячется в кустах чуть дальше от меня. Она высовывается из-за ствола дерева, смотрит на меня, шипит и делает знак рукой.
— Мэтти? — спрашиваю я.
— Идем! — отвечает она, пятится, потом снова шипит и манит рукой: — Сюда!
Я иду за ней, заинтригованная, в руке по-прежнему кружка. Она движется быстро, и я никак не успеваю нагнать ее и спросить, в чем дело. Она выводит меня из кустарника на дорожку, которая ведет к Детскому коттеджу. Дойдя до калитки, Мэтти останавливается и позволяет мне ее догнать.
— Что вы делаете? — спрашиваю я. — Прячетесь от кого-то?
— Тихо! — Она оглядывается по сторонам чуть ли не в страхе. — Идем, вы должны зайти внутрь.
Она поспешно идет по дорожке.
Внутри коттедж точно такой, каким я его помню: мешанина разнородных вещей, нагромождение мебели и душное уютное тепло. Почетное место на старой кухне занимает снежная роза — прекрасное дерево бонсай с распустившимися цветками. Как обычно, Сисси сидит у печи в кресле-качалке и вяжет что-то красивое и замысловатое.
Слепая, как же. У нее зрение лучше, чем у меня.
И все же ее глаза устремлены куда-то вдаль, изредка она мигает, а спицы пощелкивают.
— Она здесь! — восклицает Мэтти. — Я нашла ее. Наконец-то. — Она бросает на меня укоризненный взгляд. — Мы о вас беспокоились. Мы не видели ваших следов с тех пор, как приехали эти люди. Мы представления не имели, что они с вами сделали.
Я тронута их беспокойством. Я сажусь за стол:
— Очень мило с вашей стороны обо мне беспокоиться, но у меня все хорошо.
— Что ж… они теперь здесь, — говорит Мэтти. Она опускается на стул напротив меня, не позаботившись снять пальто. — Владельцы.
— Да, это верно.
— Кто же это? Кто владелец?
Я мнусь. Мне хотелось расспросить сестер о связи между ними и Кендаллами, но сейчас-то я знаю, что происходит в доме.
Я не вполне понимаю, как много следует им рассказать. Однако, заключаю я, у них есть право знать. Как-никак они живут совсем рядом и не могут не заметить некоторые странности. А меньше всего мне хочется, чтобы одна из сестер попала в роще в засаду, устроенную кем-нибудь из тех, кто отрабатывает боевые навыки.
— Что ж, сюда приехали не совсем обычные люди.
— Да? — Сисси замирает, ее спицы перестают двигаться. — Кто же?
— Это не семья, ничего подобного. Это скорее сообщество молодых людей с одинаковыми убеждениями, которые хотят вести одинаковый образ жизни.
— Аххх. — Мэтти испускает звук, похожий на вздох. — Так мы и думали.
— Это… это похоже на то, что уже было раньше? — спрашиваю я. — Эта церковь на территории усадьбы и то, что Сисси рассказывала мне о вашем Возлюбленном? Они тоже называют его именно так.
— Они тоже называют его именно так… — Сисси снова раскачивается. — А как имя этого Возлюбленного?
— Арчер. Арчер Кендалл. Он говорит, что его двоюродная бабка когда-то владела этим домом.
Сестры явно ошеломлены. У Сисси отваливается челюсть, руки падают на колени, пустой взгляд устремляется на меня.
— Кендалл! — восклицает Мэтти.
Сисси поворачивается к сестре:
— Продали бы мы ему дом, если бы знали?
— Конечно нет! — возмущенно отвечает Мэтти. — Этим предателям? Никогда! Но мы не знали.
— Мы не можем бороться с домом. Кажется, он притягивает людей к себе. Мы ничего не можем с этим поделать.
— Но почему вы называете Кендаллов предателями, если изначально получили дом от них?
— Не от Кендалла, — говорит Мэтти. — От старшей сестры Эванс. А младшая сестра вышла замуж за Кендалла, и он был тем, кто уничтожил Возлюбленного.
— Все равно, — вмешивается Сисси. — После осады он уже никогда не был прежним. Это был сломленный человек, как рассказывали нам старые дамы. После этого он никогда не покидал дома. Многие уехали. Остались только истово верующие.
— Мальчишка Кендалл написал про него в газете злобную ложь, и деревня пошла на нас маршем. Ночь огня. Говорят, после этого ничего не осталось прежним. Откровения Возлюбленного стали падать на бесплодную почву.
— А кто этот Возлюбленный, о котором вы говорите?
— Великий человек, — мрачно отвечает Мэтти. — Независимо от того, сколько истины было в его заявлениях.
— Наш дедушка, — говорит Сисси. — Рассказать ей, Мэтти?
Мэтти бросает взгляд на Сисси и медленно произносит:
— Нам тяжело об этом говорить. Мы так привыкли сохранять это в тайне. Понимаете, мы не очень-то якшаемся с чужаками из-за того скандала. У нас здесь есть все, что нам нужно. Наша мать, дочь Возлюбленного, прожила здесь всю жизнь и сказала нам, что наш долг тоже оставаться здесь и ухаживать за стариками, пока не уйдет из жизни последний верующий. После этого только мы и остались.
— Во что они верили?
— В Возлюбленного. В обещания, которые он им дал. Он говорил, что Судный день близок и что они будут спасены, а все остальные будут гореть в геенне огненной. Он говорил, что смерти здесь не будет. Но после того, как умер он сам, сломленный, как говорили, тем, что газета выставила его на посмешище, и реакцией деревни, его слова уже не воспринимали как откровение. Наша мать и наша бабушка старались поддерживать веру живой, они жили в доме, пытаясь восстановить его репутацию и оставаясь верными памяти тех, кто ушел раньше. Они не осмеливались ходить в деревню даже после того, как Возлюбленный умер, но в конце концов все дурное забылось. Они простили нам нашу веру. Разумеется, нас тут тогда не было. Мы родились позже.
— Здесь, в Детском коттедже, где рождались все дети, — вмешивается Сисси, не переставая раскачиваться и вязать. — После того как умерла вторая жена Возлюбленного, он снова женился, и от этого брака было трое детей. Наша мать Глори родилась в 1928-м. Она вышла замуж после войны и сначала родила нашего брата Дэвида, а потом нас. К тому времени Возлюбленный скончался. Она и ее муж остались здесь, чтобы растить нас и присматривать за оставшимися верующими. Все должны были оставаться и жить как одна семья. Те, кто были родственниками Возлюбленного, считались святым семейством.
Сисси смеется:
— Только представьте себе! Святое семейство! Лучше, чем быть королевой!
— Да, — соглашаюсь я. — Теоретически.
— Это было давно, — говорит Мэтти. — Теперь это в далеком прошлом.
