Колдмун, наблюдавший за ним с растущим недоумением, наконец заговорил:
– Хозяин сказал, что комнату переделали. А Элиза Бакстер совершила здесь самоубийство одиннадцать лет назад. С тех пор здесь побывали сотни гостей.
Пока он говорил, Пендергаст извлек из кармана куртки небольшой мультитул и начал откручивать счетчик тепла у основания стены.
– Совершенно справедливо, – сказал он. – Тем не менее… – Он потрогал трубопровод, который только что высветил фонариком, снова достал пинцет и снял что-то прилипшее к зазубрине на металле. – Тем не менее Элиза Бакстер находилась в этом пространстве. И здесь она покончила с собой.
– А что именно вы ожидаете найти? Надеетесь, что она заговорит с вами из Ванаги Таканку?
[17]
– Вполне вероятно. – Пендергаст встал и отряхнулся. – Агент Колдмун, вы наверняка заметили, что все полученные нами документы практически бесполезны. Без журнала, в котором зарегистрированы постояльцы, находившиеся в гостинице в вечер самоубийства, нам совершенно не от чего отталкиваться. Вот почему я пытаюсь собрать здесь все, что возможно, – если возможно. Вы, несомненно, предпочли бы занять свое время чем-то другим. Хотите, встретимся в вестибюле?
Колдмун пожал плечами:
– Договорились.
И вышел без дальнейших церемоний.
Колдмун давно привык к ожиданиям: в кабинетах Бюро по делам индейцев и в племенных судах, на плацу Куантико, в машинах без опознавательных знаков. Ему даже стало нравиться это. К тому же предыдущей ночью он почти не спал и его донимала усталость. Увидев, что в вестибюле никого нет, он снял пленку с одного из диванов (несмотря на подготовку к ремонту, ни одного рабочего здесь не было), взял пару журналов со столика и принялся читать.
Немного погодя он проснулся. Настенные часы показывали без десяти три. Вестибюль оставался пустым, как и в то время, когда он сюда вернулся; ни следа Хораса или Кэрол Янг. Он замер и прислушался. В гостинице стояла мертвая тишина. Чем, черт побери, занят Пендергаст?
Колдмун положил журналы на стол, встал и пошел по устланному ковром коридору к номеру, где когда-то жила Элиза Бакстер. Дверь, которую он оставил открытой, оказалась заперта. Он подошел к ней, прислушался. Изнутри не доносилось ни звука.
Номера в гостинице открывались не магнитной картой, а старомодными ключами. Колдмун бесшумно присел и заглянул в пустую скважину.
Поначалу он ничего не увидел. Потом заметил Пендергаста. Тот лежал на кровати, по-прежнему в куртке, со сложенными на груди руками. Фотографии, принесенные сержантом Уэйнтри, были разложены вокруг него, словно подношения вокруг идола. В одной руке он что-то держал: золотую цепочку с медальоном, разглядеть который Колдмуну не удавалось.
Поначалу Колдмун решил, что у старшего агента инфаркт или удар. Но потом увидел, что грудь Пендергаста мерно вздымается и опускается. Должно быть, он спал, хотя и это казалось маловероятным – даже спящие не лежат так бездвижно.
Колдмун еще несколько секунд смотрел в скважину. Потом поднялся и пошел по коридору к вестибюлю.
10
Следуя за своими подругами Бет и Меган, Дженни Розен повернула с Седьмой улицы на Оушн-драйв. И остановилась. Перед ней неожиданно распростерся уходящий вдаль бесконечный Вавилон. Встреча с бульваром напоминала впрыск огромной дозы адреналина прямо в центральную часть головного мозга: ошеломляющая, кажущаяся непроницаемой стена конкурирующих фоновых ритмов, облаков парфюмерных запахов, к которым примешивались ароматы жареной рыбы, автомобильных выхлопов и маринованного мяса по-кубински, иногда с дуновением марихуаны. И огни: лампочки-палочки в форме леденцов, обвивающие стволы всех пальм; аляповатые неоновые вывески в витринах татуировочных салонов и магазинов пляжных товаров; и хаос прожекторов, импульсных ламп, многоцветных лазеров, сияющих из всех палаток и с вывесок, растянувшихся на добрых десять кварталов, вращающихся и яростно соперничающих за ее внимание.
– Давайте же! – позвала Бет, перекрикивая голоса и смех толпы, текущей по тротуарам. – Это здесь.
Дженни и Меган последовали за Бет, которая прокладывала, а точнее сказать, пробивала себе путь через толпу. Окружающие их молодые люди, ровесники Дженни или на год-другой старше, курили электронные сигареты и кричали во весь голос, чтобы их услышали за какофонией звуков; половина из них были пьяны, другие накурились. Дженни уже успела походить по модным кварталам (Нижний Ист-Сайд, Мишен-Дистрикт, Венеция и Сильвер-Лейк в Лос-Анджелесе), но никогда раньше не встречала такого пестрого собрания хипстеров, панков, киберготов, беспредельщиков, серферов, лузеров, курильщиков травки, выпендрежников и бессчетного числа других подвидов, смешавшихся в одну беспечную массу.
Дженни и Меган поспешили дальше – мимо кальянной, мимо узенького служебного проулка, потом ярко освещенного магазинчика, торгующего модными солнцезащитными очками, – стараясь не отстать от Бет. Как обычно, она взяла на себя роль ведущей, пытаясь все контролировать. Поскольку Бет жила в соседней Джорджии и провела в Майами «ну типа вечность» два года назад (хотя на самом деле всего одну ночь), она приняла вид клубного завсегдатая, взяла двух подружек под свое крыло и пообещала показать им ночь, которую они никогда не забудут.
И теперь подопечные догнали Бет, которая остановилась, уперев руки в боки, и уставилась на опущенные рольставни одного из немногих закрытых заведений.
– …Вашу мать! – выругалась она. – Об этом месте я вам и говорила. Не могу поверить, что они закрылись. Может, переехали куда-то в более просторное место.
Она достала смартфон и принялась выстукивать по экрану, задумчиво покачиваясь из стороны в сторону и вынуждая людей обходить себя.
Дженни оттянула вырез футболки. Конец марта, но влажность в Майами уже зашкаливала, а толкотня распаленных, липких тел только ухудшала ситуацию. Если бы Дженни настояла на своем, они бы сейчас находились в каком-нибудь месте типа «ЛИВ» – все еще одном из лучших мегаклубов не то что в Майами-Бич, а во всей стране, но Бет придерживала деньги и не хотела тратиться на официантов. А кроме того (и это было решающим аргументом), идея отправиться в «ЛИВ» появилась не у Бет. У нее появилась идея (вторая после идеи забронировать поганый, вонючий кондоминиум у черта на куличках) пройти с десяток кварталов по Вашингтон-авеню, якобы для того, чтобы вспомнить несколько жутких баров по пути. Все они оказались дорогущими или жалкими либо и то и другое. Тем не менее девушки покорно выпивали в каждом: коктейль «восход с текилой» для Меган, какой-нибудь фруктовый коктейль для Бет. Дженни, та еще выпивоха, на каждом заходе заказывала себе водку со льдом.
Наконец Бет убрала свой телефон и двинулась дальше.
– Пошли, Мег! – крикнула она через плечо. – Джен-детка!
Дженни подавила желание метнуть взгляд в Меган. Это было бы неразумно: Меган была лучшей подружкой Бет вот уже два года, с первого курса в Макалестере
[18]. Она даже решила избрать карьеру, в общих чертах повторяющую ту, что выбрала Бет, которая рассчитывала получить ученую степень по коммуникативным наукам со специализацией «коммуникативность власти по отношению к обществу». Меган поговаривала о выпускной работе по социологии с упором на межэтнические отношения. Сама же Дженни подумывала о каком-нибудь медицинском исследовании, но семестр занятий по органической химии излечил ее от этого желания. Теперь она склонялась к магистратуре в области изящных искусств со специализацией по керамике.
