Когда тело было готово, дверь открылась и вошла Фоше.
– Джентльмены, – сказала она, коротко кивнув. – Мы помним правила?
– Несомненно, доктор Фоше, – ответил Пендергаст, вежливо поклонившись.
– Тогда я приступаю.
Она начала длительное и точное описание тела, в то время как ассистенты переворачивали для нее труп, потом возвращали в прежнее положение. Наконец эта часть была завершена, но не успела Фоше начать Y-образное рассечение, как дверь открылась и появился Моберли в рабочем облачении, принеся с собой запах «Олд спайс».
– А, Шарлотта, – сказал он. – Рад, что я вовремя! – Он вошел, потом повернулся к Пендергасту и Колдмуну. – Видимо, что-то случилось со связью: сообщение о вскрытии попало в мой офис всего несколько минут назад. Я позвонил ответственному заместителю директора Пикетту, и он заявил, что не давал на это санкции. Кто дал?
– Я имею эту честь, – холодно произнес Пендергаст.
– Похоже, у вас разногласия с вашим начальством, агент Пендергаст, но меня это не касается. Меня заботит другое: в таком важном деле необходимо участие старшего патологоанатома. Сказать по правде, я не понимаю, что здесь делает Шарлотта.
– Я обратился конкретно к ней с просьбой провести аутопсию, – объяснил Пендергаст.
– А кто дал вам право принимать решения такого рода? Мы не можем допустить, чтобы из-за отсутствия опыта у патологоанатома произошла ошибка. – Он повернулся к ассистентам, одновременно показывая на видеокамеру. – Вскрытие провожу я. Запись идет?
– Да, доктор Моберли.
– Хорошо. Шарлотта, вы можете остаться и наблюдать. Для вас это будет ценным учебным опытом.
На лице Фоше, когда она стянула вниз маску, сменилась череда выражений, и ни одно из них не было приятным. Она открыла было рот, но, видимо, передумала, сделала шаг назад и снова надела маску.
– Ножницы, пожалуйста.
Ассистент подал шефу ножницы.
– Прошу прощения, доктор Моберли, – произнес Пендергаст тихим голосом.
Колдмун неожиданно почувствовал, что волоски у него на шее встают дыбом. В голосе Пендергаста он услышал что-то такое, что уже слышал раньше, только еще хуже.
– Да, агент Пендергаст? – сказал через плечо Моберли.
– Положите инструмент, повернитесь и посмотрите на меня.
Эти слова были произнесены негромким, вкрадчивым голосом, но он почему-то звучал очень неприятно.
Моберли выпрямился и повернулся, не понимая, что происходит:
– Простите?
– Вскрытие будет производить доктор Фоше. Вы можете остаться и наблюдать и, возможно, получите ценный учебный опыт.
Моберли уставился на агента, лицо его посерело, когда он осознал оскорбление.
– Чего вы хотите добиться, разговаривая со мной подобным образом?
Пендергаст вперился своими сверкающими серебристыми глазами в лицо старшего патологоанатома:
– Я попросил доктора Фоше провести эту судебно-медицинскую аутопсию, и проводить вскрытие будет она.
– Это неслыханно! – повысил голос Моберли. – Как вы смеете отдавать приказы в моем патологоанатомическом отделении?
Пауза. Затем Пендергаст спросил:
– Доктор Моберли, вы уверены, что хотите, чтобы я ответил на ваш вопрос?
– Что, черт побери, это должно означать? – сердито спросил Моберли. – Это что, угроза? Пикетт предупреждал меня касательно вас. Что это вы о себе возомнили?
– Я агент ФБР с допуском к отличным источникам.
– Мне на это наплевать. Убирайтесь из моего морга!
– Я использовал эти источники, чтобы заглянуть в ваше прошлое. И оно – как это говорится? – пестрое.
Он замолчал. Моберли уставился на него, замерев.
– Например, проведенная вами в две тысячи восьмом году аутопсия шестнадцатилетней Анны Гутьеррес, по результатам которой вы указали, что она умерла от инфекции крови, была опровергнута второй аутопсией, назначенной судом, и вторая аутопсия показала, что девушка стала жертвой изнасилования и удушения. Или проведенное вами в две тысячи десятом году вскрытие восьмимесячной Гретхен Уорли, по результатам которого вы указали, что причиной ее смерти был синдром детского сотрясения, тогда как…
– Хватит! – оборвал его Моберли, побагровев. – Каждый патологоанатом совершает ошибки.
– Правда? – сказал Пендергаст своим прежним вкрадчивым голосом. – Из вашего личного дела я узнал, что, подавая заявление на должность старшего патологоанатома, вы не сообщили, что в тысяча девятьсот девяносто третьем году вас уволили в Индианаполисе.
Молчание.
– Уволили, могу я добавить, после ареста и приговора за пьяную езду… по пути на работу.
Последовавшее молчание было насыщено невидимыми электрическими разрядами.
– Это, конечно, не все, – произнес Пендергаст все так же тихо. – Вы хотите, чтобы я продолжал?
Невыносимое молчание продолжалось несколько секунд. Потом Моберли просто покачал головой. Колдмун, пораженный таким поворотом событий, обратил внимание, что лицо Моберли утратило все свои краски. Глаза доктора устремились в верхний угол помещения. Колдмун проследил за его взглядом и увидел поблескивающую линзу камеры.
– Ах! – воскликнул Пендергаст. – Видеокамера! Господи боже, неужели то, что я сейчас говорил, записано? Как неловко! Полагаю, придется начать официальное расследование. А пока, доктор Моберли, мы и так потеряли много времени на болтовню. Думаю, вам уже не терпится уйти. Доброго вам утра.
Моберли дрожащими руками медленно стащил с лица маску, потом халат, уронил их в корзину и поплелся к дверям. Дверь за ним закрылась с пневматическим шипением. Два ассистента стояли неподвижно, раскрыв рот. Никто не произнес ни слова.
Наконец Колдмун, все еще ошеломленный неожиданным поворотом фортуны Моберли, проговорил:
– Не могу поверить, как быстро вы его уничтожили. Я в том смысле, что он даже слова сказать не мог.
– Когда взрывают атомную бомбу, – сказал Пендергаст, – тени, оставшиеся на стене, редко способны протестовать. – Он обратился к доктору Фоше, которая тоже выглядела потрясенной: – Сожалею, что нарушил вашу работу так драматично. Пожалуйста, продолжайте.
Фоше набрала полные легкие воздуха, потом, не говоря ни слова, взяла инструменты и начала работать.
26
Тело Элизы Бакстер сохранилось гораздо лучше, чем тело Агаты Флейли, а потому аутопсия была гораздо более сносной. Колдмун вынес ее со своим обычным стоицизмом, радуясь тому, что с утра у него во рту не было ничего, кроме его любимого кофе. Фоше продолжала с исключительной осторожностью, непрерывно сопровождая свои действия комментариями на видеокамеру. Пендергаст, со своей стороны, хранил молчание. В десять часов Фоше все еще продолжала работу, она медленно рассекала тело, удаляла органы, помещала их в контейнеры. Никаких сюрпризов не случилось. Тело Бакстер, как и тело Флейли, имело все признаки самоубийства.
