К дому вела подъездная дорожка, перекрытая белыми коваными воротами с потеками оранжевой ржавчины. Смитбек припарковал машину у ворот, вышел и поискал взглядом интерком или звонок, но ничего не нашел. Ворота были заперты.
Что же это за дом с воротами, у которого нет ни интеркома, ни звонка? Через решетку Смитбек с трудом разглядел на дорожке пикап бирюзового цвета, скрытый за бамбуковыми зарослями. В доме кто-то наверняка есть.
На улице было пусто. Смитбек оглядел ограду – ничего особенного. Он ухватился за решетку, вскарабкался, перекинул тело на другую сторону, спрыгнул и легко приземлился. Напустив на себя столько уверенности, сколько позволяли его актерские способности, он двинулся по дорожке и прошел мимо пикапа к двери. Больше одной попытки у него не будет, так что нужно приложить максимум усилий.
Он нажал кнопку звонка. И после долгой паузы услышал шарканье тапочек по каменному полу – кто-то медленно шел к двери. Еще через несколько секунд дверь открылась.
Смитбек предполагал, что увидит сутулого, хрупкого седоволосого человека в очках в роговой оправе. Он не мог быть дальше от истины. Удалившийся на покой психиатр был крупным, сильным мужчиной, и вовсе не таким уж старым – лет шестидесяти пяти, наверное. У него была массивная, как у хряка, челюсть и волосатые руки с набухшими венами. Броннер смотрел на визитера, и у Смитбека возникло неприятное ощущение, что с этим человеком что-то не так.
– Доктор Броннер? – спросил он.
– Как вы сюда попали?
– Э-э… перебрался через забор.
При этих словах ширококостное лицо Броннера потемнело, но он ничего не сказал.
– Я брат вашей пациентки, которая лечилась у вас много лет назад и, к несчастью, покончила с собой. Конечно, вашей вины в этом нет, – поспешил добавить Смитбек.
– Кто?
– Женщина по имени Агата Флейли.
Долгая пауза. Смит почувствовал смутную тревогу. Через открытую дверь он видел пустую, заброшенную комнату.
– Послушайте, если сейчас неподходящее время… – пробормотал он, подаваясь назад. – Я говорю, может, вы заняты…
– Входите, – сказал Броннер и, отойдя в сторону, открыл дверь пошире.
Смитбек опасливо вошел в дом. Здесь было так же безрадостно, как в тюрьме, но, по крайней мере, из окон открывался вид на океан за полосой платанов.
– Прямо на берегу, – отметил Смитбек. – Отлично.
– Садитесь.
Смитбек сел на ветхий диван.
– Я помню Агату, – медленно проговорил Броннер, садясь напротив Смитбека и не сводя с него глаз. – Она приходила ко мне… когда? Тринадцать-четырнадцать лет назад.
– Кстати, вы не помните точные даты?
Отсутствующий взгляд.
– Да. Не точные, но она была моей пациенткой в течение двух лет. В две тысячи пятом и две тысячи шестом году, кажется. Историй болезни здесь у меня, конечно, нет, они все в клинике. Доступ к ним закрыт, если, конечно, у вас нет ордера от Агентства по страхованию здоровья.
– Ордера у меня нет. Я не ищу информацию такого рода, просто надеюсь понять, почему она сделала это. Я хочу сказать, ее самоубийство удивило всю нашу семью.
Немигающий взгляд.
– Забавно, она никогда не говорила мне ни о какой семье.
Черт, у этого старикашки мозг как мышеловка.
– У нее были я и мой единоутробный брат. Я имею в виду эту семью. – Смитбек сглотнул, пытаясь изображать озабоченность, но в то же время и надежду.
– Ее самоубийство удивило и меня. Она явно не соответствовала психотипу самоубийцы. Впрочем, тут никогда нельзя быть уверенным.
– Меня с братом заинтересовал и еще один вопрос – о ее хорошей подружке, которая тоже лечилась у вас. Элиза Бакстер.
Неторопливый кивок.
– Еще один случай самоубийства.
– У вас хорошая память.
– Психотерапевт никогда не забывает своих пациентов-самоубийц.
Долгий, внимательный, неприятный взгляд.
Смитбек откашлялся.
– Когда вы принимали Бакстер в качестве пациентки?
– Несколько раз. В конце две тысячи четвертого – начале две тысячи пятого, что-то такое.
– Можно спросить, почему она к вам ходила? Мне любопытно, что у нее могло быть общего с моей сестрой.
– У нее была проблемная мать. Одна из тех родительниц, которые постоянно ругают свое чадо. Но ей не нужен был психиатр по этой причине. Ей требовался психотерапевт, и я дал ей рекомендацию. Не думаю, что она воспользовалась моим советом.
– У них был еще один общий друг. Женщина по имени Мэри Адлер. А с ней вы, случайно, не встречались?
Долгое молчание. Наконец Броннер ответил:
– Нет.
– Вы уверены? Мэри С. Адлер из Хайалиа?
Внезапно Броннер уставился на него пристальным жестким взглядом:
– Как, вы сказали, вас зовут?
– Смитбек. Роджер Смитбек.
– Смитбек. Не Флейли. Агата никогда не была замужем.
Смитбек проглотил слюну. Проклятье!
– Ладно, Смитбек, в какую игру вы играете?
– Ни в какую игру я не играю. Я всего лишь скорбящий брат…
– Прекратите эту брехню. Я умею читать газеты. Мэри Адлер, Агата Флейли, Элиза Бакстер. Могилы Брокенхартса.
Смитбек снова сглотнул. В горле у него пересохло.
– Вы репортер, верно?
Провал. И что дальше?
– Верно. Вы – репортер, и вы пришли ко мне под вымышленным предлогом! – неожиданно взревел Броннер и, вцепившись корявыми руками в подлокотники кресла, поднялся, нависнув над Смитбеком.
– Э-э… да. Так оно и есть. – Смитбек не мог продолжать лгать дальше. – Я репортер «Геральд», и я хочу знать, почему Флейли и Бакстер обе были вашими пациентками, а теперь, через одиннадцать лет после смерти, их выбрал Брокенхартс. Совпадение?
Броннер надвинулся на него, сжав кулаки, и Смитбек мигом потерял присутствие духа и вынужден был отступить.
– Чего вы хотите добиться этими измышлениями? Вы думаете, я как-то связан с этим делом?
– Это никакие не измышления. Я пришел сюда в поисках правды.
– Вы хотите уничтожить мою практику, сукин вы сын!
– При чем тут ваша практика? Я хочу опубликовать информацию о том, что две жертвы были вашими пациентками, потому что она имеет общественный интерес. – Смитбек изо всех сил пытался сохранить мужество и достоинство, но его выдавал страх, сквозивший в голосе. – Я хочу получить ваши комментарии по этому факту, доктор. Это совпадение или что-то еще?
– Вот тебе мой комментарий, маленький говнюк!
