Она начала выкладывать фотографии аутопсии. Уинтерс нашли мертвой, повешенной на перекладине в кладовой придорожного мотеля близ Бетесды. Аутопсию проводил местный патологоанатом, который оказался к тому же – как это ни удивительно – опытным судмедэкспертом. Когда Фоше одну за другой просматривала фотографии, ее поразили уровень исполнения и квалификация этого специалиста.
Проблема, однако, состояла в том, что, несмотря на высокую профессиональную квалификацию, он подошел к аутопсии без малейших сомнений относительно полицейского вывода, который состоял в том, что они имеют дело с явным самоубийством. Отсутствие сомнений не позволило ему задать один вопрос: каким образом при неполном повешении вроде того, что имело место, можно повредить рог подъязычной кости, но не ее тело? Забавно, что вся хирургическая точность в мире не имеет значения, если мозг уже принял решение. Это напомнило Фоше собственные случаи из ранней практики, когда уверенность полиции и изощренность улик иногда способствовали тому, что патологоанатом приходил к заранее предопределенным выводам.
Интересно.
Она обратилась к полицейскому отчету по «самоубийству». Уинтерс, двадцати четырех лет, ехала по I-95 в качестве фотографа-фрилансера, чтобы сделать фотографии на свадьбе родственника в Массачусетсе. Она добралась до мотеля «Уилдвуд Мэнор» на обходной дороге 495 и зарегистрировалась в мотеле около восьми часов. Уборщица обнаружила тело на следующий день, несколько часов спустя после расчетного часа.
Следователь, сержант Свитсер, был профессионалом и довольно тщательно провел расследование. Он переписал постояльцев мотеля из журнала регистрации, переписал марки машин, их регистрационные номера и всех владельцев, названных ему портье.
Фоше просмотрела беседы с постояльцами. Там не было ничего интересного. Никто не видел и не слышал ничего особенного, и все отчитывались о своих действиях в нормальной, не вызывающей подозрений манере. Никто из постояльцев не заметил, чтобы у Уинтерс были какие-либо посетители. Ночной портье утверждал, что уж он-то заметил бы, потому что любой приезжающий или уезжающий на машине обязательно проходит мимо него.
С помощью гугловской программы просмотра улиц Фоше нашла фасад мотеля, сохранившегося по сей день. Он стоял у шоссе за пределами города, и добраться до него пешком было проблематично. А значит, убийца, вероятно, сам был постояльцем мотеля.
Старый добрый сержант Свитсер опросил шестерых гостей, остальные ко времени приезда полиции уже выписались. Фоше предположила, что убийцы уехали рано утром – зачем оставаться и попадать под следствие? Так что среди тех, кого опрашивала полиция, убийц не было. Еще одна важная ниточка.
Просматривая номера автомобилей, она увидела еще один флоридский номер JW24–99X на универсале «меркьюри-трейсер» 1997 года. Если убийца – житель Флориды, на что намекал Пендергаст на вчерашней встрече, это может быть еще одна ниточка. И в этом была своя логика: если убийцы двигались на север по I-95 в поисках жертв из Флориды, то жертва отыскивалась легко – по флоридскому номеру машины на парковке.
Согласно отчету Свитсера, в книге регистраций владельцем «трейсера» был записан некто Джордж Лихай. С ним в номере остановился его сын по имени Трэвис.
Отец и сын. Мастер и ученик.
Она почувствовала, как по ее спине пополз холодок. Они уехали до появления полиции, и с ними никто не беседовал. Но Свитсер получил их описание от портье. К разочарованию Фоше, описание оказалось поверхностным: у обоих каштановые волосы, оба среднего роста и обычного телосложения, никаких особых примет, кроме того, что оба носили бейсболки майамской команды «Марлинз». Судя по виду сына, Трэвиса, ему было лет пятнадцать.
Фоше отложила отчет и задумалась на секунду. Настоящее ли это имя – Лихай? Почти наверняка они должны были путешествовать под вымышленными именами. Свитсер, похоже, не проводил проверку номеров, и это ее не удивило – ведь речь шла о самоубийстве. Но наверняка в какой-то базе данных есть информация о том, на чье имя была зарегистрирована машина одиннадцать лет назад.
Она взяла визитку Пендергаста и начала набирать номер сотового. Но вдруг остановилась. Нет, нельзя бросать все на полдороге. Конечно, эти потенциальные следы вызывают интерес, но все же они остаются потенциальными следами, и ничем другим. Если она собирается стать фрилансером, то как минимум должна пойти путем, которым пошел бы Пендергаст: исследовать оба дела, расставить все точки над «i», поставить все черточки на «t». В конце концов полиция Майами, чья работа в этом и состоит, будет знать, что искать.
Но разве не было бы замечательно, подумала Фоше, если бы она доставила Пендергасту личность Брокенхартса на блюдечке с голубой каемочкой?
Она убрала папку Уинтерс и обратилась к папке, помеченной как «Джасмин Ориол».
40
– Я думаю, велика вероятность, что нас здесь пристрелят, – сказал Колдмун с невеселым смешком, когда они миновали обшарпанный жилой автоприцеп и пять скелетов легковушек среди потрепанных пальметто. – Эти нищеброды вряд ли упустят шанс попытаться захватить «шелби».
– Возможно, – откликнулся Пендергаст. Он снова просмотрел дело Вэнс и засунул его в карман на пассажирской двери. – Но если это вас успокоит, то я готов биться об заклад, что вы их обставите.
Когда они приблизились к крутому повороту, Колдмун перевел конфискованный наркомобиль на пониженную передачу. За тонированными окнами проносился унылый ландшафт – заросли высокой болотной травы, островки густой растительности и деревьев, какой-нибудь трейлер или заброшенные придорожные аттракционы. И везде и всюду каналы застойной коричневой воды, а иногда греющиеся на солнце аллигаторы.
Первые полчаса они ехали в обычной давке майамского трафика. Но по мере их продвижения на запад, мимо гоночных треков, полей для гольфа, трейлерных парков, Колдмун изо всех сил старался расслабиться, забыть о том, что именно он и предложил это утомительное путешествие, и получить удовольствие от езды. Первая часть дороги была ему знакома по поездке в Кейп-Корал, и он тогда еще понял, что у Флориды очень странная планировка: миллионы людей, словно муравьи, жались к береговой линии, а в середине не было ничего, кроме озер, апельсиновых рощ, ранчо и, конечно, болот.
После того как они сделали поворот, Окичоби-роуд понеслась вперед как стрела на плоской местности; над асфальтом на жаре подрагивал сгустившийся воздух, то и дело над поверхностью дороги возникали миражи. Они въехали на территорию болот, где стояли высокие деревья, тянущиеся вверх, с луковичной корневой системой, уходящей под воду, словно клубок змей. Они проехали мимо большого семейства греющихся на солнышке аллигаторов в болотной жиже вдоль обочины: черные и маслянистые, поблескивающие на пятнистом солнце, они лежали, приоткрыв щелочки глаз. Некоторые даже устроились поверх других. Неужели эти ублюдки никогда не закрывают глаза? Колдмуна пробрала дрожь. Господи, как он ненавидел этих тварей, и вдруг оказалось, что они присутствуют везде, где проходит граница обитания человека. Раньше он и представить себе не мог, что во Флориде их такая прорва. Они напоминали гигантских змей с ногами. Колдмун не мог понять, почему кожа аллигаторов стоит таких бешеных денег, если достаточно приехать на болота Южной Флориды и настрелять их, сколько твоей душе угодно.
