– Эй, подождите, вы ведь Дед Мороз? К девочке? Постойте! Вы из фирмы «Вьюговей»? Это же я вас вызвала! В Интернете реклама вашей фирмы была.
Я остановился и на секунду зажмурился. Потом открыл глаза и посмотрел на нее еще раз. Ну, точно – лет девяносто. Если не сто. Надо же, бодрая какая старушка… В мини-юбочке. Деда Мороза она вызывала. В Интернете реклама…
– Эу, – из меня выдавилось что-то невнятное.
В горле першило.
– Вы извините, – запищала она, чуть шепелявя. – У нас лифт сломался. Рождественский такой подарочек жильцам. У нас всегда так: как праздник – сразу ломается лифт. Но зато вот я вас здесь встретила. Это очень хорошо. А то я вас ждала, ждала, а вы все не шли… Заблудились, что ли? У нас тут легко заблудиться, в этом районе. Все дома одинаковые. Я даже сама иногда не туда поворачиваю… Да, в общем, я вас ждала, а потом смотрю на часы – и вижу, что сама уже опаздываю. Пришлось уйти. Леночку одну оставила… Как-то мне не по себе было, но теперь ничего. Теперь-то я знаю, что вы уже идете…
Она улыбнулась, продемонстрировав неполный комплект коричневатых зубов. Потом на ее морщинистом, обвисшем, как у бульдога, лице изобразилось вдруг что-то вроде смущения:
– Я в гости иду. Может быть, на всю ночь. Ну, вы понимаете…
Я понимаю. Да уж, я понимаю. А что я понимаю? Меня снова прошиб пот. Еще немного, и он начнет сочиться из моей дедморозовской шубы…
– Может быть, я до самого утра там останусь, – снова залопотала старушка. – Вы уж поразвлекайте мою Леночку. Пусть она вам песенку споет. Или стишок расскажет рождественский – она, кстати, специально к вашему приходу что-то учила… Или даже сочиняла… Вы ее, главное, разговорите – дальше она уже сама вас веселить будет. А потом, когда она спать ляжет – это, правда, не очень скоро, она у меня сова, – но когда ляжет, просто на кухне посидите. Чаю можете попить. Бутербродиков себе сделайте. Там сыр, колбаса в холодильнике… Ну, я поскакала!
«Она поскакала», – повторил я про себя тупо.
– Не скучайте! – Старуха махнула мне рябовато-желтой рукой с длиннющими ногтями – ногти были коричневые, ороговевшие, но с островками не вполне облезшего ярко-красного лака.
А потом она мне подмигнула. Кокетливо так. Подмигнула своим маленьким слезящимся глазом, мутно мерцавшим из глубины мягких отечных складок, – и действительно поскакала вниз.
Несколько секунд я оторопело смотрел ей вслед. Потом, немного придя в себя, свесился через перила и крикнул:
– Она ваша внучка, эта Леночка?!
Каблуки перестали цокать по ступенькам. Последовала пауза. Потом снизу послышалось пронзительное, скрипучее хихиканье, отвратительно раздробилось о стены подъезда, обволокло меня десятками, сотнями квакающих отголосков.
– Какая еще внучка? – крикнула она, отсмеявшись. – Конечно, дочка! Шесть лет.
Снова радостное цок-цок-цок.
Потом хлопнула входная дверь – и всё стихло.
Дочка – шесть лет… Когда же она родила ее – в восемьдесят? В семьдесят пять?
У меня закружилась голова – пришлось вцепиться обеими руками в перила, чтобы не упасть. Жарко. Господи, как же в этом их чертовом подъезде жарко…
Еле волоча ноги, буквально подтягиваясь на руках, я добрался наконец до четырнадцатого этажа и встал, задыхаясь, перед дверью нужной квартиры. Я хотел сначала хоть немного восстановить дыхание, а потом уже звонить, но, видимо, пыхтел с таким пронзительным свистом, что меня услышали с той стороны. За дверью кто-то зашебуршался. Брякнула цепочка – непонятно, то ли расстегнули ее, то ли наоборот.
Маленький круглый «глазок» почернел. На меня смотрели.
Делать было нечего. Постаравшись задержать дыхание, чтобы с порога не пугать ребенка своей сиплой одышкой, я нажал на кнопку звонка.
– Кто там? – раздался из-за двери возбужденный женский голос с приятной гнусавинкой.
Ну, слава богу! Мать ребенка дома. Старуха, значит, была все-таки просто чокнутой. А я-то, дурак, уши развесил – «дочка шести лет». Меня ведь чуть удар не хватил… Не, я ведь и в самом деле…
Снова звякнула цепочка – и дверь резко распахнулась.
На пороге стояла – нет, не стояла, скорее радостно подпрыгивала – тетка лет сорока. Каштановые с проседью волосы разделены ровным пробором и стянуты цветными лентами в два жидких хвостика. На макушке, чуть набекрень – блестящая корона из фольги. Розовое платье, усыпанное блестками, с огромным декольте – большие обвисшие груди чуть не вываливаются. На ногах – тапочки с зайчиками и толстые белые колготки. Хлопчатобумажные… Карнавал у них здесь, что ли?
– Заходи! – радостно позвала женщина.
Нахальная. На «ты»…
Я зашел.
Она закрыла за мной дверь на ключ.
Коридор был очень маленький и тесный. Стены обтянуты рыжими прорезиненными обоями – под «кирпичную кладку». В квартире стояла гробовая тишина. Ни музыки, ни гостей. Никакого карнавала…
– Я тебя давно уже жду, – сказала женщина.
– Ну, здравствуйте, здравствуйте! – громко забасил я, скидывая на пол красный мешок. – Я Дед Мороз! Я подарки вам принес!
Странно. Дети, даже очень стеснительные, обычно выбегают в коридор после этой фразы.
– Здравствуй, – ответила женщина и почему-то захлопала в ладоши.
– А где же ребенок? – поинтересовался я шепотом. – Не спит еще, я надеюсь?
– Ребенок? – переспросила она.
– Ну да, ребенок. Девочка. Меня же к девочке пригласили?
– Ну так я – девочка, – заявила тетка и ткнула себя рукой в грудь для убедительности.
Пьяная, что ли?
– Не, ну вы, конечно, тоже еще… в самом цвету… в расцвете…
Господи, что я такое несу?
– …и прекрасно выглядите, но все-таки – я же к девочке пришел. К Леночке. Леночка ее зовут, так ведь?
Тетка пристально посмотрела на меня. Хотела что-то сказать. Потом, видимо, передумала, но рот так и остался открытым. Верхние зубы – длинные, желтые…
– Может, я ошибся адресом?
У нее задрожали щеки. Заячьи зубы впились в нижнюю губу, тоже подрагивавшую. Она уже совсем было начала рыдать, но неожиданно передумала – и вместо этого широко улыбнулась, сверкнув золотым зубом в глубине рта:
– А-а, я поняла: ты меня разыгрываешь!
– В смысле?
– Ну, как будто ты меня не узнаешь. Ты же знаешь, что это я – Леночка.
Нет, она не пьяная…. Она сумасшедшая. Я попятился к двери, повертел ручку. Черт. Заперто. Она же и заперла.
Машинально полез в карман за мобильным… Ах, ну да, конечно. Я же давеча «вернул всё, что мне не принадлежит». Другой психопатке.
– Откройте, пожалуйста, дверь, – сказал я почему-то басовито-дедморозовским голосом.
