– Вы не волнуйтесь, милая леди! Я вам сейчас все объясню!.. Мы можем поговорить у вас дома?
Я поднялась на лестничную площадку.
Мне не показалось: старушка действительно была маленького роста – ниже моего плеча. Теперь она смотрела на меня снизу вверх и просительно-виновато улыбалась.
Какое-то время мы изучали друг друга глаза в глаза. Я думала о том, что она действительно похожа больше на волшебницу, чем на взломщицу. Мне даже пришла в голову мысль, что увиденное мной две минуты назад – как она пыталась открыть нашу дверь – показалось.
– Ну что ж, – неуверенно произнесла я, – давайте поговорим…
… Когда мы зашли в коридор, я вспомнила о выставленных в зале картинах. И хотя я уже не сомневалась, что она пришла именно за ними, все-таки пригласила ее не в зал, а на кухню. Предложила сесть, потом налила воду в чайник. Включила его. Делала это в молчании. Наконец я села с противоположной стороны стола и посмотрела на мою нежданную гостью. (Она, между прочим, за это время тоже не обмолвилась ни словом).
Но встретившись со мной взглядом, тут же приветливо улыбнулась.
– Так что же вы хотели в нашей квартире? – не отвечая на улыбку, спросила я.
– Я просто хотела забрать то, что оставила здесь несколько дней назад.
Конечно же, я знала, ЧТО она имеет в виду. Меня захлестнуло возмущение. Еще бы! Я тут в последние дни, не переставая, тряслась от страха, прыгала из окошка, ползала по кустам, сидела, скрючившись, в детском домике… А эта бабулька так преспокойненько мне заявляет, что пришла забрать то, что оставила.
Видно, буря эмоций ярко отразилась на моем лице, потому что старушкина улыбка из приветливой опять преобразилась в виноватую.
– Вы волновались? – спросила она заботливо.
Я закипела одновременно с чайником:
– Вы что, издеваетесь? – прошипела я, потому что голос мой почему-то исчез.
– Ой, нет, что вы, дорогая! – заволновалась «гангстерша». – Я вам сейчас все объясню. Только успокойтесь, пожалуйста. Но сначала… Сначала я хочу посмотреть на НИХ… Где они?! – и не спрашивая разрешения, торопливо устремилась в зал.
– Гражданочка! – возмущенно завопила я. – Вы куда?
И хотелп бежать за ней. Но чайник кипел – пришлось задержаться, чтобы выключить его (он у нас со сломанной кнопочкой выключения).
Когда я заскочила в зал, бабушка стояла в центре и, не отрываясь, смотрела на картины.
– Господи! Какая красота!
Я тоже воззрилась на эту создавшую мне проблемы «красоту»: художественную и историческую.
– Я так рада, что они здесь: в целости, сохранности и безопасности! – прижав руки к сердцу, с чувством сказала старушка.
– Да?! – задохнулась я от возбуждения. – Это почему же?
Странная посетительница посмотрела на меня своими ангельскими глазами и нежно произнесла:
– Милая моя, дорогая девочка! Я вам сейчас все объясню!
– Да уж… извольте… пожалуйста! – с сарказмом протянула я. – Уж очень хочется… Как я понимаю сейчас, эти картины здесь появились здесь не без вашего участия?
– Вы правы! Давайте присядем! – и она по-свойски уселась на диван. Ну, а я присела на краешек, как в гостях.
Вдруг старушка снова вскочила, подбежала к картинам и начала внимательно их осматривать, близоруко щурясь. Она осторожно трогала рамки…
– Вы ищете дневники? – спросила я. – Я нашла их.
Она вздрогнула от этих слов и медленно обернулась. Я увидела, каким взволнованным стало ее лицо.
– Где он? – спросила она тихо.
– Сначала объясните мне, пожалуйста, кто вы и что все это значит: вы – в моем доме, знаете об этих картинах, и вообще… как хоть вас зовут?
Она слабо улыбнулась и подняла руку, поправляя волосы. Я заметила, как дрожат ее пальцы.
– Меня зовут Мария Матвеевна Снегирёва. Это действительно я принесла картины в вашу квартиру… А вы читали дневники?
– Да. Интересно, как они туда попали? И кто эта девушка – их автор?
– Это моя мама…
110
– Да, это моя мама, – повторила старушка и грустно посмотрела на портрет девушки.
Мой гнев мгновенно улетучился. От него не осталось и следа.
Передо мной стояла женщина, которая для меня тут же стала чем-то особенным и важным. Та юная Сашенька, рассказывавшая о себе на страницах своего дневника, стала мне как подружка. Она поделилась со мной самым сокровенным, рассказала о своих радостях и горестях. Мне было жалко ее, потерянную и несчастную. Мне было жалко и Матвея, влюбленного и в нее, и в идею коммунизма. Трагедия того времени.
– А где Саша… то есть ваша мама… сейчас? Что с ней стало?
– Я так понимаю, что ты прочитала дневник? – спросила Мария Матвеевна.
Я смущенно кивнула:
– Извините, но так получилось… Я нашла тетради внутри рамки, начала читать… А потом просто не могла оторваться.
– Могу я взглянуть?.. А ты пока… вот…
Она достала из своей сумки толстую старую затрепанную тетрадку и протянула ее мне.
– Это тоже дневник моей мамы. Возможно, продолжение первого. Мама говорила, что старый дневник навсегда потерялся в России вместе с картинами. Но я нашла их! – и Мария Матвеевна гордо улыбнулась.
И вот мы уже обе погрузились в чтение: она читала ту часть дневника, которую нашла я. А у меня было продолжение именно с того момента, где я рассталась с Сашей, читая вчера ее историю жизни…
Глава 17. Новая тетрадь
Прошлое.
111
Произошло ужасное!
…Утром я проснулась. Матвея дома не было.
Я собрала вещи, оделась и направилась к тёте и Гертруде. Вчера уснула и даже вечером, после работы, не забрала от них мою Ёлочку.
…Неожиданно тетушка оказалась против того, чтобы я вернулась к ним. Я и плакала, и уговаривала ее. Ничего не помогло!
У неё был только один аргумент, который перевешивал всё: у тебя ребенок, и без Матвея вы с ним не выживите.
Я обиделась на непонимание родного человека и забегала по комнате, собирая детские вещи.
– Саша, оставь нам Еленочку, – неожиданно попросила тётя. – Решите свои проблемы сначала. Нечего травмировать ребенка…
Когда вернулась, в доме стояла полная тишина. Слышно было только тиканье часов в комнате. Похоже, и соседи отсутствовали. Я прошла по коридору, зашла в комнату. Шторы были наполовину раздернуты. Сквозь открытое пространство внутрь шли прямые солнечные лучи, похожие на прозрачные нити. Они освещали часть камина и кресло, стоявшее рядом. В кресле лежала открытая и перевернутая обложкой вверх книга со сказками.
