Воображение так преувеличивает любой пустяк и придает ему
такую невероятную цену, что он заполняет нам душу; с другой стороны, по своей
бесстыжей дерзости оно преуменьшает до собственных пределов все истинно
великое, например, образ Бога.
Блез Паскаль
Эпизод первый. Преступления в Монпелье
Он сидел на террасе, наслаждаясь ярким полуденным летним
солнцем. Это был один из немногих дней, когда можно себе позволить отдохнуть,
расслабиться, наслаждаясь покоем и тишиной. Полученные за последнее
расследование деньги позволили ему приобрести билет в эти чудесные края. Юг
Франции в начале осени — это почти рай на земле. А он, хорошо знавший и
любивший Францию, никогда не упускал случая побывать на ее древней и такой
живописной земле.
Ему нравилось во Франции все — величественные города и
могучие крепости, словно вырастающие из дрожащего воздуха замки, ровные ряды
виноградников в долинах Луары, мерное течение Сены и буйство разъяренной стихии
у берегов Нормандии.
Он любил эту страну какой-то особенной, только ему ведомой
любовью, словно Франция являла собой мечту, которую он воочию мог наблюдать.
Ему было одинаково хорошо у виноделов Шампани и рыбаков Бретани, у фермеров
Прованса и моряков Марселя. Он любил величественный Лион, пышный Версаль,
своеобразную Тулузу, живописный Бордо. А как он любил Париж! Эта любовь,
вспыхнувшая еще при первом знакомстве, казалось, поселилась в нем навечно.
Улочки Монмартра, набережные Сены, Елисейские поля, где концентрация воздуха
становилась такой отчетливой, что он почти физически ощущал как вкушает
божественное блюдо любви.
В этом городе сам воздух был пропитан ароматами духов лучших
модельеров мира, ароматами прекрасных женщин, составляющих славу и силу города
и ароматами самого города, его бульваров и скверов, набережных и площадей.
Каждый раз, попадая во Францию, он старался побывать в
Париже. Каждый раз, бывая в Париже, он старался пройтись по Елисейским полям.
Каждый раз, проходя по этим бульварам, он выбирал себе новое кафе, чтобы
усевшись прямо на улице, вновь вкусить немного парижской любви.
В этот раз, воспользовавшись тем, что у него осталось еще
десять дней, он отправился на юг Франции, в Марсель.
Он любил не только города и площади, реки и замки, но и
самих французов — дерзких, галантных, остроумных, немного консерваторов,
немного либералов; в каждом мужчине сидели и Гарпагон и Д'Артаньян, и Дантон, и
Робеспьер, в разных концентрациях. В каждой женщине было немного от Манон
Леско, чуть-чуть от Жанны Д'Арк и очень много от мадам Бовари. Он любил
французские вина и французскую кухню, французскую живопись и французскую
литературу.
Он любил этот язык, немного приглушенный, с характерным
придыханием, словно специально созданный для любовников.
В Марселе он собирался отдыхать долго, документы, выданные
ему еще в Москве, были в идеальном порядке, но неожиданный звонок прервал все
его планы.
Обычно он отклонял подобные приглашения. Но на этот раз
приглашал сам Стивен Росс, один из лучших криминалистов мира. Они были знакомы
давно, еще со времен совместной деятельности в Южной Америке Позднее Росс ушел
из Экспертного комитета ООН, где он был главным консультантом, и стал одним из
ведущих экспертов-криминологов Европы. Его статистические таблицы публиковались
во многих зарубежных изданиях. Он читал лекции по всей Европе.
Теперь, сидя на террасе, «Дронго» ждал мистера Росса,
внимательно следя за всеми незнакомцами, появлявшимися рядом с ним. Росс был
пунктуален, как все англичане. Он появился ровно в три часа дня.
Это был высокий, подтянутый, начинающий седеть джентльмен с
несколько вытянутым лицом и тяжелой челюстью.
Рукопожатие было крепким. «Дронго» всегда нравились
настоящие профессионалы.
— Как у вас дела, мистер… э… кажется… Саундерс…? —
засмеялся Росс, — так вас звали в последний раз в Америке, где вы спасали
Президента?
— Это все проделки журналистов, — махнул рукой
«Дронго», — тогда про меня написали много небылиц. А я был ранен и не мог
возражать. Вот на меня и свалили все «заслуги».
— Пойдемте пить кофе, — пригласил Росс, и когда
они уже отошли от террасы, спросил озабоченно:
— Я слышал, у вас были неприятности с нашими
спецслужбами?
— Это тоже только слухи. Просто меня немного задержали,
чтобы разобраться с гибелью одной женщины, — «Дронго» помолчал. — Она
покончила с собой, — искренне сказал он, — а я ничем не мог помочь.
В кафе далеко идти не пришлось. Оно было в ста метрах от
террасы.
— Два каппуччино, пожалуйста, — попросил
Росс, — знаете, почему я вам позвонил? В Париже мне сообщили, что вы
сейчас во Франции.
— Не знал, что моей персоной интересуются и французские
спецслужбы, — засмеялся «Дронго».
— Они не интересовались. Просто вы оставили свой
телефон в Российском посольстве, а я был приглашен на прием. Представляете мою
радость, когда я узнал о вашем приезде? Мы ведь встречались с вами в последний
раз в девяносто первом, в Австрии. Тогда еще так нелепо погибла американский
эксперт Натали Брэй.
Воспоминание о Натали больно отозвалось под лопаткой, заныло
сердце.
Это была его рана, которая так никогда и не заживала.
— Что-нибудь не так? — встревожился Росс, увидев,
как побледнел его собеседник.
— Все в порядке. Просто иногда у меня болит сердце.
Старые ранения дают о себе знать.
— Вы знаете, зачем я позвонил? — оживился Стивен
Росс, — старая история насчет ваших «заслуг» попала снова в газеты. Вы,
очевидно, слышали: какой-то ненормальный стрелял в Белый Дом? Его уже нашли —
абсолютно опустившийся тип, но газетчики стали раскручивать все такие истории и
вышли на вас, когда вам удалось предотвратить покушение на трех Президентов в
восемьдесят восьмом.
— Когда это было? — недовольно заметил
«Дронго», — зачем сейчас об этом писать?
— Вы были тогда как национальный герой. Про вас писали
все газеты мира.
Французские, правда, чуть меньше. Но теперь они решили
наверстать упущенное.
Теперь вы «герой по второму кругу» — уже во Франции.
— Поэтому вы хотели со мной встретиться?
— Нет, — Росс поблагодарил официанта кивком головы
и взял свою чашечку горячего кофе, — наши исследования в области
криминологии всегда нуждаются в серьезных предпринимателях, если хотите, в
серьезном отношении к делу. В Англии почти весь наш фонд содержится на деньги
Эдварда Харрисона. Может, вы о нем слышали? — винный король Европы, так
его называют журналисты.
— Никогда не слышал, — «Дронго» потрогал кофе и
убрал руку, решив, что еще горячо, — но причем тут я?
