— Почему он ругался?
— Сейчас не помню. Сначала он наговорил гадостей Жоржу,
затем громко поскандалил с Морисом. Жигунов пытался его остановить, но он резко
оборвал и его. Затем ушел к машине. Игорь побежал за ним, пытаясь его вернуть,
но все безрезультатно. С тех пор мы его не видели. Да. После смерти родителей у
него бывали нервные срывы. Так вы будете завтра вечером у меня дома?
— Буду, — наконец выдавил он, — напишите ваш
точный адрес для такси.
Она протянула свою визитную карточку. Встала. Он поднялся
вслед за ней.
— Последний вопрос, — произнес «Дронго», — в
случае подтверждения смерти вашего внука ваше завещание сильно меняется?
Она испугалась, да, скорее испугалась, чем удивилась.
— Разумеется, — быстро произнесла Полонская,
отходя от его столика.
Оставшись один, он с ужасом вспомнил, что согласился на
завтрашний ужин. «Жаль старуху, — подумал „Дронго“, — но вряд ли ей
можно помочь. Просто она вбила себе в голову эту бредовую идею. С другой
стороны, интересно посмотреть на всех этих гостей — может действительно
что-нибудь выйдет».
Он сидел долго, очень долго, пока, наконец, подошедший
официант, уже восемь раз подававший ему чай. Он извиняющимся тоном напомнил,
что они закрываются.
К этому времени сложилось некое подобие плана, который он
намеревался завтра осуществить.
Такси прибыло за ним вовремя. Правда, искать довольно
запущенное поместье Полонских пришлось часа два. Никто не знал, где находится
этот дом, пока наконец «Дронго» не вспомнил об их соседях — Лепелье. Таксист,
связавшись по рации с диспетчером, нашел довольно запущенный парк.
Старик-сторож, очевидно, заранее предупрежденный, отпер им дверь.
Двери были старые, покрытые ржавчиной, и открывались
вручную. Печать какой-то ветхости и разрушения лежала на всем поместье.
Оно резко отличалось от соседних ухоженных парков,
напоминавших скорее благоустроенные площадки для гольфа, окруженные садами.
У дома «Дронго» встретила молчаливая пожилая женщина лет
пятидесяти.
Она молча дождалась, пока гость вылезет из автомобиля, молча
кивнула головой и также молча проводила гостя в гостиную.
Полонская уже ждала его, одетая в темно-зеленое, длинное, почти
до самых пят платье.
— Благодарю вас, — просто сказала она, — как
мне вас представить?
— Анри Леживр. Только предупредите, что я не говорю
по-французски.
— Обязательно. Они приехали все. Все, кто был в тот
вечер. Нас будет восемь человек. А с вами девять.
— Двенадцать, — напомнил «Дронго», — никогда
не сбрасывайте со счетов прислугу. Они обычно видят больше и знают больше, чем
мы думаем. Эта женщина, которая меня встречала, была в тот вечер?
— Кажется, да. Не обращайте на нее особого внимания.
Она всегда так замкнута.
— Я это заметил. Ваши гости наверху?
— Конечно. Прямо над нами Мария с мужем рядом, в углу,
Игорь. В другом конце комнаты Жоржа и Жигунова. Морис звонил, что они уже
выезжают. Еще две комнаты свободны. Вы можете подняться в любую из них.
— Спасибо. Но сначала я хотел бы обговорить с вами
несколько деталей.
Внимательно выслушайте меня и обещайте делать все, что я вам
сейчас скажу.
Шансов у нас почти нет, но если есть хоть один, мы будем
вынуждены разыграть некое подобие фарса, от которого зависит наше
расследование. Вы даете слово делать все, что я вам скажу?
Полонская вздохнула.
— Господь послал мне вас. Говорите, что нужно делать?
Он подробно изложил свой план, стараясь по возможности
щадить ее нервы.
Надо отдать ей должное — она была сильная женщина и сразу на
все согласилась, поняв его замысел.
К семи вечера первым в гостиную спустился Игорь. Это был
молодой парень, уже успевший «переболеть» панками и рокерами.
По традиции середины девяностых, он был в скромном сером
однобортном костюме, голубой сорочке, без галстука. Рукопожатие у него было
мягким, расслабленным. За ним приехали соседи Лепелье.
Морис был крепкий, коренастый мужчина невысокого роста, с
резкими, грубыми чертами лица.
Тереза, напротив, была изящной миниатюрной шатенкой, всячески
старающейся подчеркнуть свою удивительно стройную фигуру, для чего она носила
брючные костюмы, плотно облегавшие тело. У нее была короткая прическа, что
вместе с веснушками на ее чуть вздернутом носике придавало ей какое-то озорное,
почти детское выражение.
У Мориса было тяжелое, крепкое, почти, крестьянское
рукопожатие. Тереза просто подмигнула, протягивая ручку.
Мария и ее муж спустились по очереди, церемонно
представившись, подходя к столу. Мария была высокого роста, сорокалетняя, уже
начинающая седеть, женщина.
Она чем-то неуловимо напоминала мать, но вместе с тем была
выше ростом и имела более жесткие, чем у матери, черты лица. Ее муж — высокий,
подтянутый господин просто представился, не подавая руки.
— Николай Дольский, — он сказал это почти по-английски,
если можно как-то произнести русское имя на английском языке, сказав вместо «а»
букву «я» и смазав такие очень русские буквы, как «и» и мягкий знак.
— Последним в гостиную спустился Жигунов. Этот человек,
казалось, состоял из нескольких бильярдных шаров. Бочкообразная грудь, какие-то
округлые руки и ноги, абсолютно лысая, почти идеальной формы шара небольшая
голова, круглые живые глаза, полные губы. Он быстро пожал руку «Дронго»,
побежал к столу.
Полонская пригласила всех к столу, и лишь затем из
библиотеки вышел Жорж де Рувруа. Очень высокого роста, весь седой, он являл
собой почти ушедший тип европейского аристократа. Рукопожатие у него было
твердым, но спокойным, как и подобает настоящему герцогу де Рувруа. «Дронго»
понравились его глаза — спокойные, открытые, изначально благожелательные.
За столом обе семейные пары прошли по традиции влево. Тереза
со своим мужем и Мария со своим заняли левую половину стола. Графиня Полонская,
ее друг Жорж де Рувруа, Игорь, мсье Леживр и Жигунов оказались справа. Таким
образом, «Дронго» сидел в самом центре, между Игорем и хозяйкой дома, напротив
Терезы Лепелье.
Вначале разговор шел о последних событиях в Югославии.
Предупрежденные хозяйкой, все говорили по-английски. Недавно
вернувшийся из Хорватии Дольский, где у него были филиалы компании, с
возмущением рассказывал, как воюющие стороны уничтожают города и села, друг
Друга, не пытаясь щадить даже женщин и детей.
— Это такой ужас, — подхватила Тереза, бросавшая
на «Дронго» довольно откровенные взгляды, — все потом показывают по
телевизору. Там столько убитых.
— Это не так страшно, — возразил «Дронго», —
когда убийство очевидно, оно не страшное, но отвратительное.
