— Пусть поднимается, — строго разрешила Кира,
охранник был армянин и, как всякий восточный человек, не мог удержаться от
комплиментов в адрес стоявшей перед ним красивой женщины, слышавшей весь
разговор.
Вскоре раздался звонок лифта. Когда очередная гостья вошла в
приемную, Роман уже стоял у дверей. Молодая женщина была действительно очень красива.
Распущенные волосы блондинки, ровные, правильные черты лица,
чуть вздернутый носик, придающий лицу неповторимое очарование. Несмотря на
достаточно душную летнюю погоду, на гостье были темная блузка и красивые серые
брюки, выгодно подчеркивающие длину ее ног. Через плечо была перекинута
маленькая сумочка.
Роман попросил скорее для порядка:
— Дайте, пожалуйста, сумку. Быстро просмотрев
содержимое, он вернул сумку гостье, постаравшись коснуться ее пальцев.
— Подождите немного, — попросила Кира, — у
Аркадия Борисовича сейчас люди.
Гостья кивнула головой, села на одно из кресел, стоявших в
приемной.
Роман опустился на свой стул, но почти сразу же вскочил. Из
кабинета Воробьева показалась его супруга. Кивнув на прощанье Кире, она быстро
вышла из приемной.
— Идите, — пригласила в кабинет Воробьева красивую
гостью Кира.
Левина встала, поправила волосы, достала платок, вытерла
лицо и вошла в кабинет. Кира наклонилась над бумагами. Минут через пять Левина
вышла. Она была как-то странно задумчива и печальна.
— До свидания, Кира, — сказала она, протягивая
руку секретарю.
— До свидания, — протянула ей руку в ответ Кира.
Левина кивнула на прощанье Роману и вскоре из коридора послышался характерный
звонок подошедшего лифта. Кира собрала бумаги и доложила Воробьеву.
— Материалы, которые вы просили у меня. Можно, я их
принесу?
Не получив ответа, она собрала бумаги и прошла в кабинет.
Роман посмотрел на часы. До конца его смены еще полчаса. Его так утомляет это
идиотское безделье! Сидеть по четыре часа у кабинета, ничего не делая, так
можно с ума сойти. Даже книгу нельзя читать или смотреть телевизор, как в
дежурке.
Из кабинета вышла Кира. Она села за стол, посмотрела на
часы, и в этот момент раздался звонок.
— Кто говорит? — спросила Кира. — Сейчас
соединю с Аркадием Борисовичем.
Она включила переговорное устройство:
— Аркадий Борисович, вам звонят из Министерства
финансов. Вы просили соединить, когда они позвонят.
Кира переключила телефон на хозяина кабинета, а сама, собрав
бумаги и положив их на стол, вышла из приемной, оставив Назарова одного. Через
минуту она вернулась.
«Видимо ходила в туалет, — подумал Роман. —
Конечно, ей можно, а нам — нет». Через полчаса в приемной появился другой
охранник — Савелий Кочкин.
Назаров, с удовольствием уступив ему свой стул, вышел в
коридор, доставая сигареты. Здесь курить не полагалось, но многие охранники с
большим воодушевлением нарушали это правило. Открыв новую пачку и затянувшись,
он пошел к лифту, еще не зная, что это будет его последняя пачка сигарет,
открытая им на свободе.
А в приемной раздался требовательный звонок внутреннего
телефона.
— Кира, — закричал в трубке кто-то очень
нетерпеливый, — почему не отвечает Аркадий Борисович? Мы договаривались с
ним в пять часов созвониться.
Он не берет трубку своего прямого телефона.
— Аркадий Борисович сейчас занят, — попыталась
объяснить Кира.
— Какой к черту занят? Он же всегда берет этот телефон
сам. Если он в кабинете, пусть возьмет трубку.
— Он просил его не беспокоить.
— Соедини, говорю, это очень важно.
Кира сильно колебалась.
— Хорошо, — наконец сказала она, сейчас я ему
доложу, что вы звоните.
Она подошла к дверям кабинета. Кочкин проводил ее взглядом.
Она открыла дверь кабинета и, сделав три шага вглубь, внезапно застонала или
закричала.
Кочкин одним прыжком очутился у дверей.
За столом сидел Аркадий Борисович Воробьев с простреленной
головой. Все лицо было залито кровью.
Он уже не дышал.
В этот день он прилетел в Москву и, по установившейся
традиции, заехал к Владимиру Владимировичу получить новое назначение и
документы.
Войдя в квартиру, он заметил сидевшего в глубине комнаты
человека. Это его удивило. Раньше он никогда не встречался здесь с незнакомыми
посетителями.
«Дронго» прошел в комнату, несколько опасаясь неожиданной
встречи, когда незнакомец, даже не повернувшись в его сторону, добродушно
произнес:
— Ну, вот наконец и встретились.
И только затем повернулся. Не узнать полковника Родионова
было невозможно. Хотя он сильно постарел, ведь прошло уже четыре года после их
последней встречи.
Объятия были крепкими, дружескими.
— Рад, — говорил Родионов, — очень рад за
тебя, родной ты мой. Думал, не вернешься. Или убьют где-нибудь. Снова
подставят.
Он улыбался, чуть прищуривая глаза за довольно плотными
стеклами очков.
Правда, взгляд, даже немного близорукий и старческий, был
все такой же острый и цепкий, словно подмечающий все детали в облике
собеседника.
— Он ждал вас с самого утра, — Владимир
Владимирович произнес это уже из кухни, куда он спешно отправился заваривать
свой «фирменный» чай.
— Что-нибудь случилось? — спросил «Дронго»,
усаживаясь напротив своего бывшего руководителя.
— Как тебе известно, я уже не в разведке, — начал
Родионов, — ушел оттуда по принципиальным соображениям еще когда начинался
этот бардак.
— Я помню, — серьезно осветил «Дронго». Он знал,
что подобная тема была самой трудной, самой болезненной для его коллег.
Родионов чуть пригладил седые волосы, вздохнул.
— Думал, тогда ты не вернешься из Великобритании. У
тебя не было вообще никаких шансов. Затем, правда, узнал, что тебе вновь
повезло. Хотя это, конечно, было не везение.
«Дронго» молчал. В таких случаях лучше молчать.
— Сначала трудно было без работы, — продолжал
Родионов, — но потом меня взяли в коллегию адвокатов, пригодилось мое
юридическое образование. Вот теперь уже три года, как я член коллегии
адвокатов.
Владимир Владимирович принес чай.
— Угощайтесь, — приветливо предложил он. С
Родионовым его связывала более чем тридцатипятилетняя дружба.
— Понимаешь, какое дело, — Родионов не стал пить
слишком горячий чай, лишь подвинул стакан с блюдечком к себе, — я веду
одно уголовное дело.
Непонятное какое-то, запутанное. И мой подзащитный получил
пятнадцать лет по приговору суда. Хотя клянется, что не убивал человека. И вот
не знаю почему — я ему верю. Да и доказательств никаких нет, что именно он
убивал. Просто шумное дело, убийство банкира, газеты все центральные об этом
писали. Вот суд и дал парню пятнадцать лет. Так сказать, в назидание другим.
Как пример активной борьбы нашего судопроизводства с ростом насилия. И не учел
никаких обстоятельств дела. А парень, между прочим, неплохой, жениться
собирался скоро.
