– На похоронах она скорбела совершенно искренне, – проворчал Логинов, не сдержавшись, – или я уж совсем ничего не понимаю в людях…
– Дело не в том, кто как скорбел, – вмешался Бруно со своей невыносимой привычкой рубить сплеча. – Дело в том, что если эту историю пожелают раздуть, ее могут обратить против нас. Так ведь? И даже если допустить, что она была замешана, доказать это – да еще в отсутствие Жукова – будет очень трудно. Я вообще предлагаю забыть о Жукове и сосредоточиться на поисках Аничкина и Лысковича. И, само собой, Стрелка.
– Его любовница в больнице? Там за ней присматривают?
– Да. Назаров и один из людей Твердовского, – ответил Логинов.
– А врачи что говорят?
– Ну… Позвоночник сломан, но жить будет. В Виндавке сидит засада, но после шума, который устроил Ваня… Есть у меня подозрение, что бандиты уже все знают и не вернутся туда.
– Надо вернуть Опалина на работу, – вклинился Бруно. – Похвалить за все, что он сделал, поругать за нетерпеливость, если хотите. Но сначала – похвалить. Он парень молодой, ему это важно.
Филимонов вздохнул. Он больше думал о сложившейся ситуации, чем об Опалине, и подчиненные это чувствовали. Но, конечно, он не мог не признать, что относительно помощника агента они правы.
– Возвращайте его на работу, но с учетом его состояния, – сказал наконец Терентий Иванович. – Пусть отдохнет, если нужно. Засаду в Виндавке не снимать. Охрану Порфирьевой не снимать. Обо всех новых фактах докладывать мне лично в любое время суток… Можете идти.
Когда агенты удалились, Филимонов, дернув челюстью, поглядел на аппарат и решительным жестом снял трубку. Он позвонил начальнику первой группы (подразделение в угрозыске, которое занималось раскрытием убийств и борьбой с бандитизмом), поставил его в известность о том, что готовится нападение на золотой поезд, и сказал, что хорошо бы в данном случае поделиться информацией с людьми из ОГПУ.
– Если в банде остались всего трое, я не очень представляю себе, каким образом они организуют нападение на золотой поезд, – сказал начальник несколько раздраженным голосом.
– У Стрелка еще есть время, чтобы найти себе помощников, – ответил Филиминов. Выдержав крохотную паузу, он выложил главный козырь. – Если с золотым поездом что-то случится, кто будет отвечать?
Начальник молчал, взвешивая полученную информацию.
– Мы не можем просто так идти к Вячеславу Рудольфовичу или Генриху Григорьевичу, – буркнул он. – Я должен сначала обсудить все с нашим руководством.
Названные им лица были глава Объединенного государственного политического управления Менжинский и его заместитель Ягода. Филимонов заметил, что хорошо бы решить вопрос поскорее, потому что время не терпит, попрощался с начальником и повесил трубку.
Тем временем Опалин сидел за своим столом в кабинете, где, кроме его собственного, находились рабочие места Логинова и еще нескольких агентов. Иван расстегнул, но до сих пор не снял пальто, потому что силы его внезапно иссякли, и только шапку положил на стол. Вокруг его сапог на полу образовалась тающая лужица. Нос после драки с Сонькой распух, и Опалин невольно кривился, когда, забываясь, дотрагивался до него. Не считая этого, можно сказать, что он пребывал в тупом бесчувствии. Столько навалилось на него в этот день, что он теперь хотел только одного – сидеть вот так, сгорбившись и подняв плечи, и ни о чем не думать. Товарищи поделились с ним едой, кто-то принес кофе, Бруно пожал ему руку так, что чуть не сломал ее (Опалин даже сейчас поморщился при этом воспоминании). Он больше не был отверженным и, горбясь, невидящими глазами смотрел на незажженную лампу под коричневым абажуром.
Хлопнула дверь, и, даже не поворачивая головы, Опалин по звуку шагов узнал немца.
– Ну, наворотил ты дел, – сказал Бруно, завладев стулом одного из отсутствующих товарищей и придвинув его ближе к Ивану. – Но ничего. То, что ты узнал насчет поезда, все покрывает. Может, тебя даже наградят.
Опалин мрачно поглядел на собеседника.
– Я Стрелка упустил, – сказал он.
– А он был у тебя в руках? – прищурился собеседник. – Нет? Тогда и говорить не о чем. На хазе наши, появится – возьмут. Ты как себя чувствуешь-то?
– Хорошо, – ответил Опалин оскорбленным тоном. Он был крайне злопамятен и не забыл ни обвинений Бруно, ни того, как тот его бил.
Келлер прочитал его чувства так же легко, словно они были написаны словами в открытой книге, и усмехнулся.
– Ну, раз хорошо, у меня для тебя плохая новость, – неожиданно объявил он.
Иван напрягся.
– Вася умер? – спросил он.
– Селиванов? Нет, не он, – Келлер дернул челюстью. – Короче, ты оказался прав насчет Анечки. Утром возле полыньи нашли ее шапочку. Вызвали милицию, стали шарить подо льдом… в общем, вытащили труп. Девочку задушили.
Опалин настолько устал, что даже не сразу понял, о чем говорит его собеседник, но когда до него наконец дошло, на лице его показалось такое странное выражение, что даже Бруно встревожился.
– Я знал, – пробормотал Иван, растирая лоб. – Чувствовал. Вагоновожатая соврала, но сказала правду. Галю действительно толкнули под трамвай. Анечку убили. Это все Евлахов… что-то, что связано с ним. Вокруг него слишком много…
– Ему кто-то мстит? – живо спросил Бруно. – Ваня, меня тоже поставили на это дело. Обязательно надо будет его раскрыть.
– Надо трясти Евлахова, он должен знать, – сказал Опалин больным голосом. – Чего-то он недоговаривает… Бруно, а что будет с Кручининым?
– Это ты про того, кто на тебя напал, пытаясь Соньку защитить? Конечно, мы погладим его по голове и отпустим. Делов-то!
– Понимаешь, она рыжая, яркая, – забормотал Опалин. – А он холостяк. Одна птица у него. Увлекся…
– Ваня, ты что, защитить его пытаешься? – Бруно встал и одернул форму, что у него было признаком раздражения. – Он убить тебя хотел. Какого черта?..
– Но он же не бандит.
– Какая разница? Напал на агента угрозыска – получай. Или ты что, толстовец, чтобы всех прощать? С таким настроем у нас вообще делать нечего.
– Да жалко мне его, – мрачно сказал Опалин, жалея, что вообще затеял этот разговор. – Он вообще случайно попал…
– А если бы он тебя убил? Если бы он тебя ремнем удавил, тогда что? Тоже прощать? А как насчет Стрелка? Может, и ему сразу амнистию выпишем, а? Раз прощать, так уж всех разом, чего церемониться…
– Бруно, хватит, – попросил Иван и даже рукой заслонился. – Я устал.
Келлер поглядел на его лицо, покачал головой, вынул папиросы, положил их на край стола Опалина и удалился, печатая шаг. Иван остался в кабинете один. Тьма залила прямоугольник окна, и светила за ним только одинокая далекая звезда. Потом кто-то поскребся в дверь.
– Да! – крикнул Опалин.
