Антон Францевич старался оживить беседу, но быстро заметил, что Иван думает о чем-то своем и отвечает невпопад.
– Ваня, что-то не так? – спросил Вежис напрямик.
Опалин покосился на собеседника. Он колебался между желанием выложить все как на духу – и в то же время воспоминание о слове, которое он дал Авилову, удерживало его. Поэтому он повел плечами и пробурчал что-то о том, что здоровье Селиванова ухудшилось, и вчера врач сказал, что если его в ближайшее время не переведут в санаторий – где-нибудь, где сейчас тепло…
– Ну ты же понимаешь, что от этой болезни не выздоравливают, – сказал Антон Францевич со своим обычным благодушным видом. Опалину вдруг неудержимо захотелось ему врезать, и он даже спрятал руки под стол, чтобы Вежис не заметил, как они сжимаются в кулаки. – Если хочешь, можешь сегодня уйти пораньше, я не возражаю.
«Может быть, поговорить с Петровичем? – думал Опалин. – Или с Бруно… – Но ему не хотелось открываться немцу. Он никак не мог простить Келлеру, что тот его ударил, когда он уже не мог ответить. – Сказал ли я Авилову, в какой больнице его жена? Нет, не сказал… Но он и без меня может все узнать, конечно. А когда узнает, то обязательно придет за ней. Двух бандитов он убил и не поморщился… и чего я жду? Чтобы из-за меня убили товарищей, на этот раз на самом деле?»
Наскоро допив теплый чай, он вскочил из-за стола.
– Извини, я… В общем, пока! – крикнул он, удаляясь. Вежис поглядел ему вслед и пожал плечами.
В кабинете Петровича не было, Опалин бросился искать его – и наконец нашел на другом этаже, где Логинов обсуждал с коллегами какой-то заковыристый случай.
– Весь архив уже разобрал? – спросил агент, скользнув взглядом по взволнованному лицу юноши.
– Да, – не подумав, ляпнул Иван, и тотчас исправился: – То есть нет! Слушай, я подумал, что надо увеличить Сонькину охрану. Два человека – слишком мало.
– Это Опалин, что ли? – спросил один из присутствующих агентов, которого Иван не знал, и все засмеялись. Но смех этот, хоть и добродушный, Ивану не понравился.
– Я серьезно, – настаивал он, обращаясь исключительно к Логинову. – У Стрелка двое людей осталось, но мало ли кого он позовет на помощь… Двое наших против них…
– Ваня, забудь о Соньке, – сказал Петрович, перестав улыбаться. – Вот забудь, и все.
– Почему? Она умерла?
– Нет. Ее забрали в ГПУ.
– Как – забрали?
– Обыкновенно. Пришли и забрали. Все.
– Что значит пришли, – забормотал Опалин, не понимая, – у нее же позвоночник… мы же дрались… Куда ее забрали из больницы? Зачем?
– На Лубянке свои больницы, – усмехнулся кто-то из агентов. – Да ты не переживай, парень.
– Я не переживаю, я просто не понимаю, – признался Иван после паузы. – А это точно были люди из ГПУ?
– Что ты имеешь в виду? – удивился Логинов.
– Дело у тебя?
– Какое дело?
– Дело Стрелка. Материалы, документы – все! ГПУ их забрало?
– Нет, – признался Петрович.
– Почему они пришли за Сонькой? Почему дело не забрали?
– Ты что, хочешь сказать, что за ней приехал Стрелок в форме ГПУ? – уже сердито спросил Логинов. – И Валя Назаров его не признал? И Бруно не признал? Они фото Стрелка и его корешей наизусть знают…
– Позвони на Лубянку, – внезапно сказал Опалин. – И спроси, забирали ли они ее.
– Я не буду этого делать.
– Тогда я позвоню.
– Стой! Ваня, ты чего? Ты тут не главный. И вообще…
– Почему они забрали ее, а дело оставили? Позвони им и спроси, когда они пришлют за документами.
Логинов беспомощно оглянулся на товарищей – и по лицам их, неожиданно ставшим серьезными, понял, что они поддерживают скорее Опалина, чем его. В сложившейся ситуации и впрямь просматривалось нечто загадочное – если ГПУ что-то забирало себе, то полностью, и уж точно не оставляло другим ведомствам ни клочка бумаги.
– Я сейчас позвоню и договорюсь, – решился Петрович, – а тебе, Ваня, я однажды намылю шею. Паникер!
Он поднялся в свой кабинет – и буквально через несколько минут вернулся. Но лицо у него было такое, что Опалин почувствовал себя неуютно.
– Так, – сказал Логинов, остановившись напротив него. – Выкладывай.
– Что выкладывай?
– Как ты догадался, что это было не ГПУ! – заорал Петрович, который обычно вообще не повышал голоса. – Ну?
– Так это… – забормотал Опалин, – золотой поезд же идет сегодня, верно?
– Да, в восемь вечера с Октябрьского вокзала, и что?
– Как что? Ведь все же очевидно! Я решил, что они не оставят Соньку… понимаешь? Как они выглядели? Ну, те, которые ее увезли? Зови Валю, Бруно зови… Если за ней пришли не Стрелок и не Аничкин с Лысковичем, значит, Ларион нашел новых людей… Кто они? Надо их вычислить…
Петрович поглядел на него, хотел сказать что-то резкое, но сдержался.
– Пошли, – скомандовал Логинов, цепко ухватив его за локоть, и потащил за собой. – Ты, Ваня, чего-то темнишь, – добавил он, когда они уже были в коридоре и посторонние не могли их слышать. – Думаешь, я не вижу?
– Я темню? – вполне натурально изумился Опалин.
– Чего-то ты недоговариваешь, – проницательно добавил Петрович, остановившись и впившись взглядом в его лицо. – Мы с ног сбились, когда их хазу пытались найти, а ты ее в два счета вычислил. Осведомитель у тебя? А? – Опалин смутился, и его смущение собеседник истолковал по-своему. – Баба, конечно. Ладно. Ты не хочешь ее впутывать, я понимаю. Это она тебе сказала, что Соньку украдут?
– Да не говорили мне ничего, – завелся Опалин, – я сегодня целый день в архиве пыль глотал! Не веришь – у Антона спроси… Замучился! Читал… про парня читал, 16 лет ему было, убийство в деревне местной красотки раскрыл… бабы ее убили, в общем. Так в отместку избу подожгли, где он остановился, он обгорел… И мне так тошно стало! Читаешь… такое скотство, что диву даешься… А гражданская война? Такое творилось, что волосы дыбом встают…
– Ты, Ваня, врать не умеешь, – бесстрастно уронил Логинов, – это плохо. Но ты учись, учись. В жизни все пригодится… Ладно, идем. Уж я скажу Бруно пару ласковых… и Назарову тоже.
Пара ласковых, которым Логинов угостил подчиненных, в итоге растянулась на несколько тирад, по преимуществу непечатного характера, после чего выяснились некоторые подробности о тех людях, которые забрали Соньку. Одному было лет 30, и он почти все время молчал; другой оказался брюнетом с седыми висками, военной выправкой и хорошо поставленной речью. У того, кто помладше, сбоку недоставало одного зуба, и мундир на нем сидел хуже, чем на его сообщнике.
– Бывший военный и молчун, – подытожил Логинов, хмурясь. – Ваня, как по-твоему, почему он молчал?
