– Я придумал, – сказал Опалин. – Ты водишь, так что поезжай на ближайшую станцию и расскажи, что тут творится.
– А ты?
– Я остаюсь.
– Я уеду, ты полезешь на них с голыми руками, и тебя убьют? Нет уж.
– Ты же не из-за меня беспокоишься, – сказал Опалин после паузы.
– Какая разница? – игрок дернул щекой. – Тебе не приходило в голову, что Олю украли не для того, чтобы спасти, а чтобы заткнуть ей рот? Может, они уже убили ее. Они не очень-то похожи на людей, которые станут возиться с раненой…
– Ладно, тогда возвращаемся в машину, – распорядился Иван.
– А потом?
– Поедем за ними по следу. Найдем, где они прячутся, и… Там видно будет.
Разделавшись с охраной бронированного вагона, бандиты с веселыми прибаутками стали перетаскивать в грузовик и в фургон опломбированные ящики с золотом. Когда Опалин и его спутник вернулись в машину, мотор долго не заводился, и игрок стал нервничать, но наконец все наладилось.
– Пропусти их вперед, – сказал Опалин. – Нам нельзя рисковать.
– Кого ты учишь, – буркнул Авилов.
Они подождали, когда бандиты уедут, и медленно тронулись следом. Под откосом догорали взорванные вагоны, и кровь убитых на снегу в лунном свете казалась почти черной.
Глава 31
Игра на жизнь
Через несколько верст Опалину и его спутнику пришлось выбирать, потому что грузовик свернул в одну сторону, а фургон – в другую. Иван вспомнил, что грузовик был более вместителен, и решил ехать по следам грузовика, рассудив, что Ларион предпочтет остаться при главной части добычи. Но когда они завидели в конце дороги совсем небольшой домик, в котором слабо светилось окно, Опалин с досадой решил, что ошибся. Авилов остановил машину за деревьями и погасил фары.
– Видел телеграфные столбы? – спросил он шепотом. – Мы опять возле железной дороги. Это домик стрелочника или что-то вроде того, – он присмотрелся и добавил: – И во дворе сарай. Смотри! Они загнали грузовик внутрь! Теперь, если пойдет снег и засыплет следы, их нипочем не найдут…
– Интересно, кто живет в домике, – пробурчал Опалин, косясь на слоняющуюся под окнами темную фигуру, которую выдавал только огонек папиросы. – Один курит, а еще один подошел и стал в дверях, – он почесал щеку. – Что делать-то будем?
– Да ничего. Разберемся.
И с этими словами бывший летчик, бывший военный, игрок и щеголь вытащил из-за голенища нож – не то чтобы совсем уж бандитского вида, но такой, зарезать которым можно за милую душу.
– Откуда у тебя нож? – спросил пораженный Опалин.
– Обыскивать лучше надо, – хмыкнул Авилов, блеснув глазами. – Я пошел.
– Стой…
Но игрок уже выбрался наружу, и тьма поглотила его. «Она его погубит, – мелькнуло в голове у Опалина, – погубит как пить дать», – и она, о которой он думал, была вовсе не тьма, царившая вокруг. Он завозился и, сердясь на свою неповоротливость, выбрался из машины. Авилова уже и след простыл. Вертя головой и напряженно вглядываясь в ночные тени, Опалин осторожно двинулся к сараю. Завизжали петли открываемой двери, и он едва успел спрятаться за угол.
– Ну Ларион, – проныл гнусавый тенорок, – я тебе точно говорю… Если б рука или нога, тогда ладно. Но так! Что ее с собой таскать-то? Одна обуза. Нас же сейчас искать будут. Увидят ее, сразу поймут…
– Язык придержи, – сказал Ларион скучающим тоном. – Я тут решаю, кто обуза, а кто нет, ясно?
Услышав этот властный голос, таящий угрозу, Опалин весь закоченел – при том, что никого вообще-то не боялся и знал, что в его власти пристрелить Стрелка в любой момент. Но голос главаря словно парализовал его волю. Пока он раздумывал, что ему делать, Ларион уже удалился в сопровождении своего спутника.
Тем временем Авилов, вспомнив навыки тех времен, когда на войне ему приходилось ходить в разведку, прирезал двух бандитов, которые шатались возле домика, и оттащил их трупы в укромное место, после чего осторожно заглянул в окно. Он увидел чистую, бедную светелку почти без мебели, с довольно широкой кроватью, на которой лежала рыжая молодая женщина и, казалось, спала. Кроме нее, в комнате никого не было.
Решившись, он потянул на себя дверь и вошел в дом. Под его ногами заскрипели половицы. Пламя свечи, горевшей возле изголовья больной, затрепетало. Лежащая открыла глаза.
– Оля, – сказал он с мольбой, сам не зная, на что надеется, но чувствуя, что душа его разрывается на части – от счастья и в то же время от горечи. Она смотрела ему в лицо, словно не узнавая.
– А я-то думала, мне показалось, когда я видела тебя в больнице… в коридоре, – проговорила она усталым голосом.
– Оля, боже мой, Оля…
С того самого мгновения, когда он понял, что она жива, в голове его теснились заготовки самых пылких, самых фантастических речей, которые он произнесет, когда они встретятся; но в действительности он смог лишь, повторяя ее имя, повалиться на колени и прижаться лицом к ее рукам.
– Ты как меня нашел? – спросила она и тотчас добавила: – Впрочем, неважно, – высвободив одну руку, она быстро поправила волосы и улыбнулась. – Плохо я выгляжу, да?
– Оля, давай уйдем отсюда, – попросил он, но тут же вспомнил, что она ранена. – Ты не можешь идти, я тебя понесу, – он поднялся. – Я…
– Не надо, – сказала она, как-то болезненно усмехнувшись, отчего под глазами у нее дрогнули незнакомые ему морщинки. – Уходи.
– Оля, я никуда не уйду без тебя, – пробормотал он, теряясь. Она вела себя странно, но он готов был приписать это тому, что ей давали сильные лекарства.
– Да не Оля я, а Сонька, – выпалила она с неожиданной злобой, от которой ему захотелось отшатнуться, – и давно уже, давно, понимаешь? Со мной все хорошо, и… не надо меня спасать! – резко закончила она.
– Но я же люблю тебя, – вырвалось у него. – И всегда любил.
– Да, так любил, что сбежал на войну, – ответила она таким тоном, словно война была женщиной, с которой он ей изменил. И от этого тона, от ее сухих, блестящих глаз, которые явно были ему не рады, он окончательно потерял голову.
– Я не сбежал. Ты же знаешь, что меня призвали…
– Ну да, а я осталась с твоими родителями, которые терпеть меня не могли. А потом приехала эта купчиха, и стало еще хуже. Ах, Керенский, ах, большевики, ах, когда все это кончится, – злобно гримасничая, передразнила она. – Жрать нечего, деньги ничего не стоят, и деться некуда. Я думала, что уже все это забыла, нет – не забыла. Как тебя увидела, так все сразу вспомнила. Уйди, Коля, пожалуйста, прошу тебя: уйди. Мне ничего от тебя не нужно, ты ничего мне не можешь дать.
– Оля…
– Нет, нет, нет! – вне себя выкрикнула она. – Не нужно мне твоей любви, и жалости тоже не нужно. Исчезни и… забудь обо мне, в конце концов! У меня все хорошо. Все было хорошо, – поправилась она, – пока ты не появился.
