– Его не было на похоронах… – запрокинув голову простонала я, словно вслух признавалась в своей близорукости.
– Ты уверена?..
– Старшего сына Оуэн-Гринов определённо точно не было на заключительной части церемонии, – резко выпрямилась я, заглянув в большие глаза своего собеседника. – Может быть он и присутствовал в самом начале, которое мы пропустили из-за пришедшей в создание Камелии Фрост, но на церемонии погребения, которую мы успели застать, его точно не было.
– Хорошо, а как тебе такое: в медицинском журнале посещений Камелии Фрост были отмечены все совершеннолетние гости, и не отмечен ни один несовершеннолетний посетитель.
– Джастин Оуэн-Грин не был отмечен в журнале посещений, как Дакота или Итан Галлахер, как одноклассники Камелии или её младшая сестра, – моё лицо невольно приняло разочарованную гримасу капризного ребенка, готового в любой момент расплакаться от нехватки сладкого в организме. – Он единственный не отмеченный в журнале взрослый посетитель.
– Как он сумел проскользнуть мимо вахты медсестры незамеченным и зачем? – вдруг задал прямо в лоб пугающий вопрос Гордон, и в кончиках моих пальцев мгновенно закололо от ужаса осознания.
– Афина!.. – ахнула я. – Немедленно звони Афине!
Глава 47.
Джастин Оуэн-Грин.
У меня было не самое светлое детство. Зная о том, что являюсь сыном достаточно богатого человека, чтобы ежемесячно перечислять на материнскую карту по тысяче долларов, я прозябал в дряхлой халабуде, которую мать называла нашим домом.
Не то чтобы я не любил свою мать, просто моё к ней презрение покрывало собой мою к ней любовь. Урсула Фарлоу была местной знаменитостью: самая востребованная пригородная проститутка и одна из самых высокооплачиваемых. Правда было у нее три весомых минуса, медленно, но уверенно тянущих её прожженную жизнь ко дну: она не молодела, она кололась и я был её сыном. До сорока двух лет она еще как-то справлялась со всем этим дерьмом, но после трех случившихся подряд групповых заказов она вдруг устала. За последний год своей жизни она окончательно скатилась на дно: стала слишком часто колоться, стала обслуживать всех подряд без разбора, стала неожиданно старой. Всю её последнюю неделю я не мог ночевать дома из-за наплыва дерьмовых клиентов, оставляющих на её грязных простынях не больше пятидесяти баксов в лучшем случае. К концу этой злачной недели она смогла накопить необходимую сумму для погашения задолженности по коммунальным платежам – мы уже месяц как жили без электричества, разогревая еду у её подруги-проститутки, живущей по соседству – но вместо того, чтобы погасить долг или купить хотя бы кусок хлеба, она приобрела себе очередную дозу. Я нашел её сидящей в кресле в отключенном состоянии. На сломанном журнальном столе напротив нее лежало два шприца: один наполовину использованный, второй еще нетронутый, припасенный на её грядущий бессмысленный рассвет, который она заранее планировала встретить в наркотическом дурмане, чтобы вечером дать трахнуть себя какому-нибудь наркодилеру, любящему сучек постарше. Тогда, стоя напротив её безвольного тела, я вспоминал всё своё никчёмное детство. Вспомнились клиенты, избивающие меня в случаях, когда я отказывался уходить из дома, чтобы они могли воспользоваться моей матерью, вспомнилось, как я однажды забил до смерти щенка, укравшего со стола мой законный бутерброд из черствого хлеба с просроченным маслом, вспомнилась девочка, которая мне нравилась в средней школе и которая отказалась со мной встречаться потому, что моя мать проститутка, вспомнился лучший друг, кинувший меня из-за того, что моя мать стала обслуживать его старшего брата. Вспомнилось очень много всего: и бессонные ночи на твердой раскладушке, отдельно стоящей в беспросветно тёмном коридоре, и то, с каким ожесточением я колотил младшеклассников ради того, чтобы заполучить их обед или отжать у них пару баксов, и то, как один мой одноклассник-придурок месяц назад хвастался перед всем классом тем, что всего лишь за сто баксов смог переспать со знаменитой Урсулой Фарлоу, красочно расписывая своим дружкам, какой знойной оказалась моя мать, и делясь со всеми планами заглянуть к ней – к нам! – еще через месяц, когда получит от отца деньги на карманные расходы. Месяц почти прошел, и я знал, что уже совсем скоро увижу этого придурка выходящим из комнаты своей матери.
…Нет, моя мать не может быть чьими-то карманными расходами. Просто не может…
Подойдя к сломанному журнальному столу, я взял сначала один шприц, тот, что был наполовину пуст, и вколол его содержимое в синюшное предплечье своей матери. Она издала незначительный стон, но сразу же заглохла, и в ту же секунду я уловил изменение её дыхания – оно участилось… Не колебаясь, я взял в руки второй шприц и вколол всё его содержимое в ту же руку.
Аккуратно вернув шприцы на стол, я отправился в коридор, лёг на свою скрипящую раскладушку и заснул до утра, как перед этим и планировал. Утром я позвонил от соседки, бывшей подруги матери, в скорую медицинскую помощь, приехавшие медики констатировали летальный исход вследствие передозировки и погрузили околевший за ночь труп женщины в свою белоснежную карету. Как я и думал, никому не было дела до скончавшейся от передоза дешевой проститутки. Полиция только подтвердила факт случившегося и всё – Урсулы Фарлоу, дочери разорившегося банкира, в детстве любившей своего пятнистого пони, розовые пачки и светящиеся фосфорные звёздочки на стене своей идеальной детской спальни, не похожей на тот коридор, в котором всё своё детство провёл я, больше нет. После неё остались только смятые простыни, разваливающийся от старости сарай, который она незаслуженно обзывала домом, и восемнадцатилетний сын, только что чудом окончивший старшую школу.
Я поступил благородно. Да, я поступил благородно. Моя мать больше не будет продаваться, колоться и голодать. Она больше не будет мучиться и мучить других. Да, не будет…
Найти Максвелла Оуэн-Грина было не сложно. Счет, на который он ежемесячно перегонял матери по тысяче долларов, был заведен на его имя, доступ же к нему у меня был, так что получить информацию с некоторыми важными для поиска данными не составило особого труда.
Я стоял на пороге его дома уже спустя неделю после смерти матери от передоза, и у меня за спиной не было ничего, за исключением опыта. Но этого, в сумме со счастливым стечением обстоятельств, оказалось более чем достаточно. Ведь этот козёл, являющийся моим биологическим отцом, предстал передо мной не только бесстыдно богатым, но и бездарно тупым. Собственно именно таким я его себе и представлял, так что разочарования при нашей встрече я не ощутил ни грамма.
Блудный отец, отказавшийся от меня в глубоком младенчестве, теперь принимал меня в своё окружение с распростертыми объятиями, что для меня было отличным знаком – доступ к его кошельку и перспективам в высшем обществе мне бы в жизни точно не помешали. К примеру, я бы мог оставлять проституткам больше ста баксов за их услуги и не трахать таких безнадежных, какой к концу своей бесполезной жизни стала моя мать.
Мысль о том, что мне пора бы уже распрощаться со своей девственностью, пришла ко мне в момент, когда я увидел красавицу жену своего придурошного папаши. Неприкрыто умная и красивая, как она могла стать женщиной такого олуха? Неужели повелась на его деньги? Или, быть может, мой отец в молодости был посмышленее да и попривлекательнее?
