– Товарищ майор, давайте закопаем рацию в развалинах, – предложил Вобликов, – запомним, куда именно, а потом откопаем? А то сопрут. Наши же и сопрут, ищи потом по всем фронтам.
– Хорошо, спрячем, – согласился Андрей. – Корзун, свяжись с нашими, доложи, что мы прошли Штильгартен, входим в жилые кварталы. Больше связи не будет… пока задание не выполним.
– Есть, товарищ майор. – Корзун забрался в машину, стал раскладывать на сиденье радиостанцию. Через минуту она глухо запищала.
В окружающем пространстве царило угрюмое молчание. На юге равномерной рыхлой массой чернели разрушенные кварталы. Выделялся одинокий шпиль католической церкви. Как-то спокойно становилось в округе. Еще недавно из центра Берлина доносился адский грохот, а теперь обстрел прекратился, ветер приносил лишь отзвуки редких разрывов, автоматные и пулеметные очереди. В городе бушевали пожары, особенно много их было в центре – небо над столицей Германии раскрасилось в багровые тона.
– Товарищ майор, пришло ответное сообщение… – взволнованно зашептал Корзун, – задание остается в силе, но изменилась обстановка, и они должны были поставить нас в известность…
– Что случилось, Денис? – внезапно волнение сковало горло.
– Такое дело, товарищ майор… Примерно сорок минут назад радиостанции нашего фронта получили сообщение на русском языке… Немцы просили прекратить огонь. Сразу же выслали парламентеров на Потсдамский мост… Какой-то офицер выступал от имени командующего обороной Берлина генерала Вейдлинга. Он сообщил, что войска в Берлине готовы прекратить сопротивление. Они собираются сдаваться, товарищ майор, больше не будут оказывать сопротивление, нужно только подписать акт о капитуляции гарнизона… Это что же получается, товарищ майор, – война кончилась? – Корзун взволнованно закашлялся.
Остальные потрясенно молчали. Все было логично и давно понятно – каждый день проклятой войны приближал это событие. Но когда оно произошло, это стало громом небесным!
Кто-то всхлипнул – неужели Шашкевич?
– Мать честная, не могу поверить, неужели случилось… – пробормотал Вобликов. – Товарищ майор, нам не послышалось?
– Не знаю, Вобликов… – бешеная тряска в груди плюс нервный смешок – интересный эффект получался на выходе. – Да, мужики, это именно то: немцы поняли, что сопротивляться бессмысленно. Через несколько часов до личного состава доведут приказ Вейдлинга, и они полезут с поднятыми руками из всех щелей… Но это будет через несколько часов. А пока война не кончилась. Скоро мы объявимся у противника в тылу. По нам будут стрелять. Приказываю проявлять максимальную осторожность и не забывать, что мы не на бульваре. Все, прячьте рацию, уходим…
В половине второго группа вступила на Нойхарталлее, углубилась в развалины метров на триста. Дальше перебирались через обломки зданий, прижимались к обглоданным стенам. Улица была довольно широкой, по центру – аллея с редкими сохранившимися деревьями, две проезжие части, заваленные мусором.
Дорогу преградила баррикада из обломков мебели, железных кухонных агрегатов. В преграду попали мины, проделав в рукотворном препятствии огромные дыры. Немцы здесь отошли без боя на другие позиции. Советские войска ждали приказа. Разрушения носили серьезный характер, танки с артиллерией здесь бы не прошли.
– Шашкевич, на баррикаду, осмотреться.
Офицеры рассредоточились, настороженно озираясь. Район был пуст, мирные жители давно бежали, но это не значило, что здесь никого нет. Глазницы окон угрюмо глазели на чужаков. Опасность исходила отовсюду, и задача, первоначально казавшаяся штатной, принимала весьма рискованный характер.
– Товарищ майор, под немцев надо было косить, – прошептал Вобликов, – тогда спокойно бы прошли. Не нравится мне здесь…
– Самый умный? – фыркнул Андрей. – Надо будет – притворимся немцами. С реквизитом в этом городе все в порядке… Шашкевич, докладывай.
– О чем, товарищ майор?
Хрюкнул Корзун.
– Садись, двойка, Федор. Звезда ты наша путеводная…
– Ах, да, – спохватился оперативник. – Вроде все тихо… Хотя подождите, там кто-то ходит… – Шашкевич замолчал.
– Кто там ходит, Федор? – зашипел Корзун. – Души убиенных эсэсовцев?
– Заткнитесь, вашу мать…
Ох, напрасно довели до сведения личного состава о готовности берлинского гарнизона капитулировать. Такие известия поневоле расхолаживают, Андрей сейчас это чувствовал даже на себе. Внимание распылялось, в голову лезли ненужные мысли. Он поднялся на баррикаду, стараясь не проткнуть живот штырем арматуры, пристроился рядом с Шашкевичем. Подкрались остальные.
В сизой мгле громоздились руины, казалось, что они везде. Видимость пропадала, впереди валялись поваленные деревья. Бомба, попавшая в здание напротив, порвала его, как карточный домик, обломки высыпались на проезжую часть.
– Ошиблись вы, товарищ майор, самый настоящий бульвар, – хрюкнул Шашкевич.
– Федор, сосредоточься, что ты там заметил?
– Виноват, товарищ майор, видел что-то. Вот они…
Тени перемещались в ночном воздухе, насыщенном гарью и пеплом. Несколько человек крались вдоль здания метрах в ста пятидесяти по курсу. Виднелись только головы за грудами мусора. Это могли быть местные жители, могли быть немецкие солдаты, могли быть бойцы фронтовой разведки, отправленные прощупать район… Но чувство опасности сдавило горло.
Незнакомцы пропали. Майор моргал, всматривался. Пелена застилала глаза. Вот кто-то объявился в поле зрения, застыл, изучая пространство. Потом стал смещаться к деревьям. Объявились другие фигуры, они следовали за первой и растаяли по одному во мраке. Справа что-то заскрежетало, глухо стукнуло.
Жар ударил в лицо. Андрей резко повернулся. В полумраке поблескивали испуганные глаза.
– Вобликов, что это было?
– Не знаю, товарищ майор. Мне кажется, стиральный агрегат… Забрался на него, а он, зараза, как-то неустойчиво лежал… А я виноват, товарищ майор?
Победа виновата, взволновавшая офицерские души! Оперативники затаили дыхание, но это уже не имело смысла. Незнакомцы замерли, потом присели, стали растворяться, пропадать. Да этот скрежет и в Чехословакии услышат! Но мало ли что заскрипело? Руины живут своей жизнью, постоянно что-то падает, катится, ветер ворошит незакрепленные предметы. Но теперь те будут настороже, пусть даже и не пойдут проверять. Прямая дорога по Нойхарталлее отныне заказана…
– Спускаемся, только не шуметь, уходим в переулок, пойдем по параллельной улице.
Четыре тени перебежали открытое пространство, прижались к раскрошившемуся цоколю. Присели и стали мелкими шажками смещаться за угол.
Переулок, что был рядом, оказался длиной с квартал. Его пробежали за несколько минут. Параллельно Нойхарталлее тянулась еще одна улица – сравнительно узкая, но такая же разваленная. Вздымались груды мусора, за которыми маячили руины. Порывы ветра поднимали пепел, и он висел в воздухе белесой субстанцией, напоминающей изморось.
