– Так, давайте посмотрим. – Доктор уже уселся на крутящийся табурет, отрегулировал высоту кресла и включил лампу. В руках его блеснули шпатель и маленькое зеркало на длинной ручке.
– Смотреть не будем, – решительно отсек Хохол, мгновенно схватив правую руку Церпицкого и прижав ее к подлокотнику кресла. – Будем разговаривать. – Второй рукой он вынул из свободной руки доктора зеркало и отложил его на столик. – Рыпаться особо не советую, обрати внимание на мои руки и поймешь, что тебе со мной не справиться.
Удивленный до немоты Церпицкий перевел взгляд на руку, прижимавшую его запястье к подлокотнику, и оценил синюю вязь татуировок.
– Понравилось? – проследив за его взглядом, спросил Хохол и поднялся, по-прежнему не выпуская руки доктора. – Меняемся местами, так будет удобнее.
Он вынудил вконец обалдевшего Церпицкого пересесть в кресло, свободной рукой нашарил бинт и примотал обе руки заложника к подлокотникам. Церпицкий обрел дар речи:
– Вы кто?! Что вы себе позволяете?! – Голос его с каждым звуком делался громче, грозя сорваться в крик, что Хохлу было совсем не на руку.
Он спокойно вынул из-под салфетки скальпель, повертел в пальцах и молниеносным броском приставил острие к горлу доктора. Тот захлебнулся последними словами и умолк. На лбу выступила испарина, глаза расширились, выражая крайнюю степень испуга.
– Ч-что… вам… нужно? В шкафу… куртка… там… там… деньги…
– Ты что – идиот? – широко улыбнулся Женька. – Да будь мне нужны твои деньги, я б тебя сразу по башке-то шваркнул, чего возиться? Нет, милый, мне поговорить надо. И объяснить заодно кое-что. В общем, это длинно. Давай к делу. Что ты от Машки хочешь?
– От какой Машки?
Удар под ребра освежил память, и Церпицкий, сморщившись, пробормотал:
– Так вот откуда ноги растут… Люблю я ее.
– Ну да, – согласно кивнул Хохол. – А я – цветочная фея.
– Я говорю честно. Я на ней жениться хотел давно, еще в институте, а она…
– А она тебя в упор не заметила. Правильно, – подхватил Женька, не убирая, однако, скальпеля. – Потому что – на кой черт ты ей сдался, красавчик? Ты ж явно по бабам шаришь, как разведчик в тылу врага, а Машка терпеть не будет.
– Да не шарю я, с чего ты взял? – попробовал возмутиться Церпицкий, но сделал слишком резкое движение, и скальпель рассек кожу.
– Ты аккуратнее, родной, а то ненароком харакири сделаешь. А взял я с того, что больно много фоток у тебя. И далеко не все они – Машкины. И баб ты любишь, не выкручивайся. Но дело не в том. Ты ее преследуешь, она нервничает, и мне это не нравится. А когда мне что-то не нравится…
– А ты кто ей? – морщась от неприятного ощущения в области пореза, спросил Церпицкий.
– Это неважно. Важно, что я есть и что мне не нравится твое шевеление вокруг Машки. Усек?
– Это мое дело.
– Ошибаешься, братан, – вздохнул Хохол. – Это уже мое дело. И не советую тебе проверять, насколько сильно я злюсь и что бывает потом.
Церпицкий вдруг дернулся, почувствовав, что Хохол убрал скальпель. Бинты, фиксировавшие его руки на подлокотниках, разлетелись от рывка, но Женька был готов к подобному и ударил его кулаком снизу в челюсть.
– Вот почему люди никогда не понимают по-хорошему? – философски изрек Хохол, рассматривая откинувшегося на спинку кресла Церпицкого, из прокушенной губы которого потекла кровь. – Неужели ты думаешь, что твои банки накачанные меня испугали? Ну, порвал ты бинты – и что? А я вот тебе теперь морду в мясо превращу – кому лучше сделал? Я ведь серьезно говорю – не тронь Марью больше, забудь, что она есть. Дай ей жить спокойно, девке и без тебя хватает.
– Я знаю… – скривился Церпицкий, не шевелясь, однако, и бессильно наблюдая, как кровь пачкает халат.
– А знаешь – так какого хрена?
– Я могу помочь.
– Ты зубник.
– Я врач. У меня связи.
– Я сказал – ты зубник, а не господь бог, – оборвал Женька. – Это первое. А второе – ты треплешь ей нервы, преследуешь, бегаешь везде как папарацци со своим фотоаппаратом – к чему?
– Я уже сказал… ты не понимаешь просто. Уж не знаю, кто ты ей там, откуда ее знаешь, но вот поверь – я знаю ее дольше и лучше…
Церпицкий наконец осмелился протянуть руку и взять со столика салфетку. Промокнув кровь, он перевел взгляд на Хохла и продолжил:
– Машка всегда странная была, а меня вот эта странность и тянула – то, что она не такая, как другие. Знаешь, как в основном женщины мужиков выбирают? Чтобы упакованный, чтобы тачка, квартира, деньги веером из кармана.
– Ну, знаю, – кивнул Хохол, сдвинув на столике зеркало, так и не пригодившееся доктору для осмотра, и снова взяв скальпель.
– А Машка… она таких мимо глаз пропускала. И потом – ты ведь знаешь, наверное, как она умеет посмотреть? И камера это сразу видит, выхватывает…
Хохол смотрел на него и не понимал – говорит Церпицкий серьезно или пытается заболтать его, усыпить внимание. Но лицо доктора вдруг сделалось каким-то одухотворенным, он увлекся рассказом о фотографиях настолько, что, казалось, даже не замечал уже, где находится и с кем общается.
– Понимаешь, у меня идея появилась – сделать фотосет с Машкой. Я же неплохой фотограф, я учился, у меня много профессиональных работ, даже заказы бывают… Ты только представь – что я мог с Машкой сделать!
– Вот этого как раз я и стараюсь избежать, – прервал Хохол. – Ты ведь понимаешь – когда человек не хочет, то нет смысла заставлять.
– Она просто не понимает! Когда между моделью и фотографом что-то есть, от этого снимки только выиграют! А я ее действительно люблю, и у нас вдвоем есть шанс взобраться на приличную высоту! – с жаром перебил Церпицкий, подавшись вперед, и Женька легонько ткнул его пальцем в грудь, заставляя вернуться на прежнее место. – Она не хочет мне помочь!
– Значит, она и не будет этого делать! – решительно сказал Хохол, воткнув скальпель в подлокотник, пригвоздив заодно и рукав халата Церпицкого. – И ты прекратишь все свои попытки, дошло? Иначе я приеду и воткну этот скальпель уже не в кресло. А заодно перебью всю твою дорогущую аппаратуру, понял? И ты будешь разрываться между аптекой и фотомагазином. Оставь Машку в покое, это последнее предупреждение.
Он встал и направился к двери, но на пороге обернулся и произнес:
– Если ты думаешь, что я пошутил, то ошибаешься. И если еще раз увижу тебя около Машки – сломаю пальцы. Для начала. Бывай здоров, лепила, не кашляй.
Женька открыл замок, вышел и направился к гардеробу. Он не сомневался, что Церпицкий не кинется следом, не станет поднимать шум – к чему? И в том, что теперь он отстанет от Машки хотя бы на какое-то время, Хохол тоже был уверен.
Вечером он встретил Марью возле ДК и предложил пройтись пешком. Было уже довольно поздно, пошел снег, но без ветра, и Марья согласилась. Они медленно шли по тротуару вдоль освещенной фонарями и фарами проезжающих машин дороги, и Женька то и дело ловил Машку под локоть, чтобы не упала на скользком асфальте.
