– Я ведь просила тебя – не надо!
Он потер горевшую щеку и пробормотал:
– Простите…
– Пошел отсюда! – рявкнула она и скрылась в подъезде.
Этот эпизод не смог испортить ей ощущения от удачно проведенного дня, и Марина, смыв макияж, спокойно уснула, не видя снов и не мучаясь кошмарами.
С утра два телефонных звонка вернули ее к реалиям российской жизни. Первой оказалась Ветка. Виноватым голосом она попросила разрешения приехать. Никакого желания видеть ее у Марины не было…
– Забудь, что я вообще когда-то была в твоей жизни. Для твоего же блага забудь, поняла? Это дружеский совет, – сказала она в трубку и, не слушая покаянных воплей ведьмы, заблокировала ее номер.
Звонок от Гены оказался куда более кошмарным.
– Зачем вы это сделали? – сразу накинулся он, даже не потрудившись поздороваться.
– Сделала – что? – не поняла Марина. – И вообще-то доброе утро, Геннадий.
– А оно доброе?
– Ну пока вроде да.
– Никиту нашли мертвым недалеко от вашего дома. Огнестрельное в голову, – отчеканил Гена, и Коваль выронила трубку.
Почему-то это известие шокировало ее настолько, что Марина потеряла способность разговаривать. Она сидела на кровати и раскачивалась из стороны в сторону. «Бедный мальчик… бедный мальчик…» – билось в голове, а перед глазами стояло лицо Никиты – улыбающееся, открытое и счастливое.
Гена приехал через сорок минут, обеспокоенный оборвавшимся разговором и тем, что Марина больше не сняла трубку. Она не могла даже встать и открыть дверь, и тогда он просто вынес замок ударом ноги, ворвался в комнату и обнаружил Коваль сидящей на кровати и раскачивающейся, как китайский болванчик. Осторожно, чтобы не испугать и не сделать хуже, Гена обнял ее за плечи, прижал к себе:
– Марина Викторовна… не надо так… вы ни при чем. В него из травматического пистолета выстрелили, он пытался драку разнять. Там камера видеонаблюдения на углу дома, записи посмотрели в милиции. Случайность, глупая случайность… жалко парня…
– Я могла этого не допустить, – вдруг выговорила Марина. – Мне надо было оставить его у себя. Мне надо было уступить! Он остался бы жив… А так… Я снова убила человека, снова – просто потому, что он повелся на меня! Меня даже в ад не пустят с моими грехами, так и буду между болтаться… Я ведь просила его, предупреждала! Я не хотела… и тогда нужно было до конца идти, до конца… – она заплакала, уронив голову на колени.
– Глупости! – повысил голос Гена. – То, что должно случиться, всегда случается, вы не хуже моего это знаете. Прекратите убиваться и… все, хватит, едем за билетами.
– Но…
– Я обещал вчера Женьке, что сегодня отправлю вас в Москву. Все-все, Марина Викторовна, хватит сырость разводить.
Спорить и объясняться сил не осталось, Марина послушно встала и побрела в душ.
Сибирь
Из больницы Хохол ушел на третий день, категорически отказавшись лечиться. Температура у него снизилась, и вылеживать на больничной койке он совершенно не собирался.
– На мне как на собаке – еще не такое заживало, – заявил он разозлившейся Марье. – И вообще – знаешь, мне пора собираться.
– Куда с такими руками?
Женька оглядел свежезабинтованные кисти и проговорил:
– Вот по поводу рук… Маша, давай договоримся – это мы с тобой аккумулятор меняли, я кислотой облился. Маринка не поймет, она постоянно мне говорила, что не в татухах прикол.
Маша насмешливо посмотрела на возвышавшегося над ней на добрых три головы Хохла и улыбнулась:
– Не стыдно? Сам врешь, как малолетка, и меня еще вынуждаешь.
Женька молитвенно сложил забинтованные руки под подбородком:
– Мышка… родная, что хочешь проси!
Она только рассмеялась чуть громче и махнула рукой:
– Ты ж меня знаешь… А вообще… Спасибо тебе, Женька. Ты мне здорово помог, зря я на тебя кричала.
Женька нагнулся и чмокнул ее в макушку.
– Ну, вот и будем квиты, Машуль, да? Ты только пообещай мне, что больше не влипнешь в такое, да? Если что – ну, позвони ты, не сиди и не жди, пока заполыхает!
Маша опустила глаза и кивнула.
– Вот и умница, – улыбнулся Хохол.
Москва
Марина бродила по Домодедово уже больше часа. Самолет Хохла задерживался по погодным условиям, и она нервничала. Только сейчас Коваль осознала и поняла, насколько соскучилась и исстрадалась без него, как хочет обнять и поцеловать, прижаться к его сильному плечу, почувствовать аромат его туалетной воды. И вот момент встречи опять отодвигался на непонятный срок.
…На кладбище она все-таки съездила, уговорила Гену завернуть туда после покупки билетов. Могилы были занесены снегом, сквозь который пробивалась сухая кладбищенская полынь. Марина смахнула снег с лавки, села, обламывая стебли роз и опуская их на могилу Егора. Черная плита больше не казалась такой уж страшной – почему-то, заглянув за край жизни, Марина перестала бояться кладбищ. И даже собственный портрет на соседней плите больше не пугал. Дул ледяной пронизывающий ветер, проникал под шубу и свитер, но Марина даже не замечала этого. Она чувствовала опустошение – и ничего больше. Дело сделано… и никаких эмоций больше – только пустота и усталость.
– Поедем, Гена, – поднявшись с лавки, попросила Коваль и, выходя из оградки, бросила прощальный взгляд на могилу мужа, но ничего, против обыкновения, не сказала.
Крепко уцепившись за Генину руку, она шла по дорожке и вдруг произнесла, чуть замедлившись:
– Ты знаешь, а ведь впервые он не тянет меня к себе. Всегда не отпускал, звал обратно – а сегодня молчит. И я впервые ухожу спокойно и без слез. Такого никогда не было…
Гена успокаивающе похлопал ее по руке:
– Вы ведь сами говорили – все проходит.
Коваль промолчала, устремив взгляд на большие кладбищенские ворота – в них входила Виола в белой шубе и черном платке. Увидев Марину, она ускорила шаги и подошла вплотную, бросив Гене:
– Отойди.
Но он смотрел на Коваль и ждал распоряжений от нее. И Марина негромко попросила:
– Подожди у машины, пожалуйста. Я быстро.
Он послушно ушел, а Марина, вынув сигарету, закурила и скрестила на груди руки, уставившись в бледное до синевы лицо Виолы. Та чувствовала себя неуютно, облизывала губы, тискала перчатки и никак не могла решиться начать разговор. Коваль тоже молчала – ей в принципе нечего было сказать, все, что думала, она озвучила в телефонном разговоре, и добавлять что-то не собиралась. Она докурила, бросила окурок в урну и развернулась, чтобы уйти, но Ветка поймала ее за рукав:
