27 июня. Вторник. Приехав сегодня в Царское Село к докладу, опять нашел государя в раздражительном настроении по поводу полученного известия о новой неожиданности со стороны англичан, о новом нахальстве их. В то время, когда конгресс спорил и рядил о разных подробностях устройства судеб Турецкой империи, Англия тайком, под сурдинку, заключила оборонительный союз с Портой и за то приобрела остров Кипр. Первое полученное государем известие по телеграфу встревожило его своей неясной редакцией: можно было предположить, что Англия гарантирует Порте теперешние ее азиатские границы и, следовательно, как бы восстает против условленного уже присоединения к России части турецкой территории. Но Гирс и я постарались успокоить государя, объяснив, что гарантия дается Англией только на будущее время и, следовательно, новый договор равносилен прежнему требованию Англии, чтобы Россия обязалась не покушаться впредь на распространение своих владений за счет Турции.
При этом я высказал мнение, что захват Кипра англичанами представляет для нас даже успокоительную в некотором отношении сторону, так как можно было ожидать от нахальства британских посланников еще больше неприятных для нас притязаний: отрешаясь от заветного своего принципа неприкосновенности и целости Оттоманской империи, Англия могла бы заявить теперь свои права на более крупную добычу. Мы сами в своих прежних соображениях уже мирились с мыслью о предоставлении англичанам одного из больших островов Архипелага, что было бы гораздо для нас неудобнее занятия ими Кипра. Что же касается новых наших границ азиатских, то для достоинства русского правительства даже предпочтительнее, чтобы неприкосновенность их была гарантирована непосредственным договором между Англией и Портой, чем каким-либо данным нами формальным обязательством.
Все эти соображения несколько успокоили государя; однако же вопрос о Батуме всё еще не решен окончательно; он отложен на завтрашнее заседание конгресса.
30 июня. Пятница. Продолжаю ездить каждый день в Царское Село. Известия из Берлина обнадеживают в скором окончании конгресса; завтра должен быть окончательно подписан протокол. Заявление наших уполномоченных о необходимости определить на самом конгрессе порядок исполнения его постановлений не привело ни к какому результату, как, впрочем, и можно было предвидеть. Что же касается новой проделки Англии, ухватившей себе остров Кипр под носом европейского конгресса, то до сих пор об этом не было заявлено конгрессу вовсе и, вероятно, эта возмутительная проделка пройдет бесследно; все молчат, хотя во Франции и в Италии очень недовольны.
Вчера приехал из Берлина генерал-майор Бобриков; сегодня утром он докладывал государю о работе особой военной комиссии, которой конгрессом поручено было обсуждение нового разграничения областей на Балканском полуострове. Рассказы Бобрикова рельефно выказывают
[25] крайнюю недобросовестность английских и австрийских офицеров и пассивное подчинение им офицеров французских и итальянских. Как ни горячо представители наши – генерал-лейтенант Анучин, генерал-майор Бобриков и полковник Боголюбов – отстаивали интересы освобождаемых христианских областей, как ни отличались они перед всеми другими превосходством знаний и искусством аргументации, во всех вопросах брало верх большинство, покорное заранее полученной инструкции держаться заодно с англичанами.
От князя Лобанова и генерала Тотлебена получены сведения, что турецкие комиссары вчера отправились наконец вместе с русскими на пароходе «Константин» в Варну для совместных распоряжении по оставлению турками Шумлы и Варны.
4 июля. Вторник. В последние дни ничего нового, кроме известий о подписании трактата в Берлине, прощальном обеде у германского наследного принца и толков о возмутительном нахальстве англичан. Биконсфильд не присутствовал в последних заседаниях конгресса под предлогом болезни. Получена копия с трактата, но единственный экземпляр у государя, который не успел еще рассмотреть этого объемистого документа. Сегодня вечером ожидают графа Шувалова, а завтра князя Горчакова.
Несмотря на подписание трактата, никто [почти] еще не верит в мирный исход дела. До сих пор нет известий о Шумле и Варне. Только в Румынии дела приняли благоприятный оборот: Братиану официально заявил и Стюарту и Дрентельну, что румынское правительство вынуждено покориться решению Европы и не будет противиться отторжению Южной Бессарабии. Сегодня получено известие, что в официальной бухарестской прессе уже объявлено о приведении румынской армии на мирное положение и роспуске резервов. Вследствие этого известия предполагается и наши войска (11-й корпус) отодвинуть от Бухареста к Пруту.
5 июля. Среда. Вчера вечером были у меня только что приехавшие из Берлина граф Шувалов, генерал-лейтенант Анучин и полковник Боголюбов. Первый из них пробыл несколько часов и рассказывал о подробностях конгресса, между прочим – и о неловких промахах старого нашего канцлера, который несколько раз портил дело. Граф Шувалов верит в реальность заключенного трактата и удивляется скептицизму, найденному им в Петербурге. Однако же сам он слышал от маркиза Солсбери предположение, что турки могут уклониться от передачи нам Батума.
Сегодня утром я ездил в Царское Село, как по случаю Царского дня (именин великого князя Сергея Александровича), так и чтобы присутствовать при докладе графа Шувалова. Государь принял его только после обедни и завтрака, и, кажется, довольно холодно. Около получаса граф Шувалов оставался вдвоем с государем, а потом приглашены были в кабинет наследник цесаревич, великий князь Владимир Александрович, граф Адлерберг, Гирс и я. Государь по-прежнему в дурном расположении духа; полагаю, на него оказывают влияние выходки наших газет, бабьи толки и дерзкие нападки истых русофилов по поводу сделанных на конгрессе нашими уполномоченными уступок. Хотя все эти уступки разрешались верховной властью и признавались неизбежными, однако же государь, по-видимому, недоволен результатом и чувствует себя оскорбленным и униженным.
Генерал-лейтенант Анучин и полковник Боголюбов показывали государю карты с нанесенными новыми границами. Графу Шувалову будет назначен впоследствии особый доклад о тех распоряжениях, которые он считает нужными с нашей стороны для постепенного осуществления условий Берлинского трактата.
8 июля. Суббота. Князь Горчаков, приехав из Берлина в четверг вечером, явился в пятницу утром в Царское Село и представился государю бодрым и с довольным видом; il fait bonne mine à mauvais jeu
[26]. Однако ж государь нашел его невыносимым, отозвался в том смысле, что с ним «трудно говорить»: одни громкие фразы, витает в пространстве, не касаясь почвы. Об успокоении его старых костей нет и речи.
Между тем произошла смена другого, не столь устаревшего министра. Рейтерн наконец решился покинуть пост министра финансов, к чему уже давно готовился. Несмотря на данный ему по этому случаю похвальный рескрипт с приложением Андреевского ордена, Россия едва ли должна печалиться об его удалении. Но, к сожалению, замена его очень неудачная: министром финансов назначен Грейг, который едва ли поправит финансы России, а при этом может из самонадеянности наделать много бед. Il ne doute de rien
[27], как говорят французы. Притом он находится в близких связях с некоторыми тузами финансового мира, в чем, впрочем, и Рейтерн был небезгрешен. На место Грейга государственным контролером назначен Сольский, человек способный, ловкий в делах, чиновник [в высшем смысле слова]. Государственным же секретарем назначен Перетц, весьма способный делец и хороший редактор.
