— Его светлость велели мне брать все, что вам может понадобиться, из вещей одной дамы, которая гостила на яхте, но осталась в Монте-Карло, — торопливо объяснил камердинер.
— А она не будет недовольна? — осторожно спросила Салена, в душе испытывая огромное облегчение оттого, что есть, что надеть.
В то же время она понимала, что пользоваться бельем, которое принадлежит другой женщине, не совсем прилично.
— Ее светлость не узнает, а даже если узнает, ей это будет безразлично, — ответил Дэлтон.
Камердинер не сомневался, что леди Мортон чем-то разозлила герцога до такой степени, что он просто бросил ее в Монте-Карло.
Естественно, на яхте только и разговоров было о том, что могло там случиться.
Все слуги и матросы были уверены, что герцог вот-вот объявит о своей помолвке с ее светлостью, и только Дэлтон в этом сомневался.
Он видел многих любовниц герцога, и они приходили и уходили.
Конечно, леди Мортон продержалась дольше других, но было в ней что-то, какая-то червоточинка, которая заставляла Дэлтона усомниться в том, что она подходит его хозяину, — а он искренне восхищался герцогом.
Никто лучше Дэлтона не знал, что его светлость никогда не был влюблен по-настоящему.
Он часто увлекался и порой даже бывал опьянен какой-нибудь обольстительной дамой, которая упорно преследовала его, как краснокожий, мечтающий повесить себе на пояс еще один скальп.
Но в тот момент, когда охотник уже был уверен, что жертве никуда не деться, герцог каким-то образом всегда ускользал из ловушки.
Вне всякого сомнения, он был очень привязан к леди Мортон, и, наблюдая за ними, даже Дэлтон иногда подумывал, что наконец-то в доме герцога появится хозяйка.
И все же кое-какие слова и поступки леди Мортон порой наводили его на мысль, что она слишком любит себя, чтобы искренне любить герцога, каким бы обаятельным и привлекательным для женщин он ни был.
Несмотря на это, к тому времени, когда яхта бросила якорь в Монте-Карло, леди Мортон уже не сомневалась в том, что их роман закончится свадьбой.
Однажды в разговоре о лондонском доме герцога она, забывшись, сказала Дэлтону:
— Ну, разумеется, я там все изменю.
Это прозвучало с такой уверенностью, что Дэлтон едва сдержался, чтобы не брякнуть:
— Цыплят по осени считают, ваша светлость!
«Как сердцем чувствовал, что так получится», — сказал он себе прошлой ночью, когда герцог со злым лицом поднялся на борт и «Афродита» вышла в море без леди Мортон.
Как все слуги, Дэлтон был до крайности любопытен, и его выводило из себя, что он никогда не узнает в деталях, что произошло между леди Мортон и герцогом.
Но одно можно было сказать наверняка: леди Мортон не станет герцогиней Темплекомской, и Дэлтон мог этому только порадоваться.
Именно поэтому он так старательно подготовил для Салены самые лучшие и экзотичные из предметов одежды, которые принадлежали Имоджин, жалея, что Салена слишком маленькая, чтобы надеть хотя бы одно из восхитительных бальных платьев и невероятно дорогих вечерних нарядов, которых было полным-полно в каюте ее светлости.
Туфли леди Мортон тоже оказались велики Салене. Из всего разнообразия обуви, принадлежащей ее светлости, она могла носить только домашние тапочки, да и то лишь после того, как набила в мыски порядочно ваты.
Надо сказать, что и платье, купленное капитаном для своей дочери, было Салене слегка длинновато, и подол волочился по полу. Поэтому Дэлтон решил, что, когда яхта войдет в Гибралтарский пролив, он попросит герцога зайти в пару-другую портов и купить Салене подходящую по размеру одежду.
Он был крайне заинтригован ее появлением на борту и ломал голову, что могло ее напугать и почему она заплыла так далеко в открытое море.
Историю о том, что она хотела утопиться, конечно же, повторяли матросы, которые были в шлюпке, и в пересказе она становилась еще интереснее.
«Эта девушка слишком юна, чтобы страдать», — думал Дэлтон, и его симпатия к ней выражалась в том, что он приносил ей все, что бы она ни попросила.
Дельфины куда-то пропали. Подул свежий ветер, и герцог сказал Салене:
— Мне кажется, вам лучше спуститься вниз. После нервного потрясения вы можете легко простудиться, и хотя Дэлтон, несомненно, будет только рад поухаживать за вами, зато мне не с кем будет беседовать за столом.
— Но вы, должно быть… хотели побыть… в одиночестве? — сказала Салена.
— Я хотел отдохнуть от шумных приемов и назойливых сплетников, — возразил герцог. — Но вы ни то ни другое, и я могу, не покривив душой, сказать, что очень рад вашему обществу.
Это был весьма прозрачный комплимент, и на мгновение герцог подумал, что она вновь испугается. Но на самом деле Салена его просто не услышала.
Герцог не знал, что в эту минуту она опять вспоминает вечера на вилле князя Петровского и разговоры, которые там велись.
Князь, вероятно, считал, что никто из гостей не станет упоминать о его жене. А почему? «Не из-за мадам ли Версон, — подумала Салена, — не потому ли, что она считала князя своей собственностью?»
Впервые Салену посетила догадка, что мадам Версон была любовницей князя.
Она вспомнила, как эта француженка ревновала князя ко всем без исключения — и особенно к Салене. А ей-то казалось, что мадам Версон просто гостит на вилле!
Его любовница!
Ужасно, что, имея любовницу в Монте-Карло и супругу в России, князь пожелал получить еще и Салену. Он просто купил ее у отца!
Салена едва успела подавить стон. Она любила своего отца — всегда любила — и не могла поверить, что он опустился до того, чтобы торговать собственной дочерью!
Теперь она понимала, что он имел в виду, когда говорил: «Если бы у нас было время…»
Время, чтобы найти для нее настоящего мужа, а не мерзавца, которому она нужна только для развлечения.
Обрывки разговоров, настойчивость отца, его слова о том, что хотя он плохой отец, но все же любит ее, быстрота и секретность, с которой все было проделано, теперь получили свое объяснение.
Отец сам помог князю ее обмануть — просто потому, что не решился сказать ей правду. Какой позор!
Удивленный тем, что Салена не отвечает, герцог повернулся к ней и, увидев выражение ее лица, сразу все понял.
На ее лице отражалось бесконечное страдание: это было лицо человека, которому довелось испытать невероятное унижение.
«Что бы я ни сказал, это только ухудшит ее состояние», — подумал герцог.
И в то же время ему было так жаль эту девушку, что лишь невероятным усилием воли он удержался от того, чтобы не упасть на колени и не умолять ее принять его помощь.
