— Но я… мне будет… очень стыдно, — пробормотала Салена.
— Когда я закончу вас одевать, вы увидите, что вам совершенно нечего стыдиться, mademoiselle, — сказала мадам Иветт. — Но о-ля-ля! Как леди могла позволить напялить на себя такое, просто уму непостижимо!
Салена объяснила, что она только что приехала из монастырского пансиона. Мадам понимающе покивала, но простенькое и плохо скроенное платье, в котором Салена путешествовала, с отвращением бросила на пол.
Облачившись в вечернее платье, Салена посмотрела в зеркало и увидела в нем незнакомку.
Корсет, с которого начала мадам Иветт, был затянут до предела, подчеркивая ее тонкую талию.
— Слишком туго, мадам! — воскликнула Салена, но француженка лишь отмахнулась.
— У вас замечательная фигура, mademoiselle! Прятать её — великий грех!
— Но мне трудно дышать.
— Это потому, что вы распустили свое тело. Это неправильно, очень неправильно. За телом нужно следить всегда.
Белое мягкое платье довольно смело подчеркивало нежный изгиб груди и белизну кожи Салены — и вместе с тем придавало ее облику что-то воздушное, неземное. Сразу стали заметнее ее юность и свежесть лица, похожего на цветок.
Мадам Иветт внимательно осмотрела Салену.
— C'est bien
[3]
! — сказала она. — Пожалуй, не помешали бы еще несколько драгоценностей, но…
— Нет-нет! Пожалуйста, не упоминайте об этом, — перебила Салена.
Она не сомневалась, что отец не постыдится попросить князя и о драгоценностях, если француженка скажет, что без них не обойтись.
— Ступайте в гостиную, — сказала мадам Иветт, — а потом я подберу вам платье на завтра.
В крайнем смущении Салена спустилась в гостиную. Отец и князь, попыхивая сигарами, сидели на диване. Перед ними стояла бутылка вина и бокалы.
Занавески были опущены, и в комнате царила приятная прохлада и полумрак.
Несмотря на это, Салена, остановившись на пороге, почувствовала себя так, словно залита ярким светом.
— Ну-ка, ну-ка, позвольте мне взглянуть на вас! — требовательно произнес князь.
— Ты был прав, Серж, — воскликнул лорд Карденхэм. — Эта женщина просто гениальна! Лучшего платья для Салены и представить нельзя.
Салена нерешительно подошла ближе.
Она понимала, что это — глупое желание, но ей очень хотелось, чтобы платье было не таким облегающим и открытым.
Под взглядом князя она чувствовала себя обнаженной и на мгновение пожалела, что на ней не то бесформенное и даже уродливое платье, в котором она приехала.
— Вы великолепны! — воскликнул князь. — И несомненно, до конца вечера вам еще не раз скажут эти слова.
— Надеюсь, что нет, — быстро проговорила Салена.
Князь вскинул брови, и она, запинаясь, добавила:
— Я… смущаюсь, когда люди… обращают на меня внимание… Но вы, наверное, просто… добры ко мне.
— Конечно, я добр к вам, — ответил князь. — И готов быть еще добрее.
— Д-да… я знаю… и очень вам благодарна, — пробормотала Салена, спотыкаясь на каждом слове. В этот миг ей отчаянно хотелось очутиться в пансионе, где никто не смотрел на нее так, что она теряла дар речи.
Чувствуя, что больше не выдержит этого осмотра, Салена повернулась.
— Мадам просила меня примерить другие платья, — выпалила она и выбежала из гостиной.
Несколькими часами позже, одетая в белое вечернее платье, Салена делала прическу у парикмахера из Монте-Карло и говорила себе, что должна держаться, как взрослая женщина, а не как перепуганная школьница.
Четыре раза она спускалась в гостиную, чтобы продемонстрировать отцу и князю очередное платье, и с каждым разом взгляд и слова князя смущали ее все больше.
Князь говорил двусмысленности, которые весьма веселили лорда Карденхэма, в то время как самой Салене они отнюдь не казались смешными.
— Я не должна делать из себя дурочку, папа, — прошептала Салена своему отражению в зеркале.
Служанка, которая помогала ей одеваться, была на редкость любезна.
— M'mselle est ravissante!
[4]
— рассыпалась она в комплиментах. — Прямо как лилии в Ницце на рынке!
— Цветочный рынок? — спросила Салена. — Я о нем слышала и очень хотела бы увидеть. Там, наверное, столько прекрасных цветов…
— Гвоздики везут туда со всего побережья, — ответила служанка. — И лилии тоже — лилии для церквей. — Она улыбнулась и сделала рукой типично французский жест. — Такой красавице, как вы, тоже надо быть в церкви, а не в игральных домах Монте-Карло.
— А разве сегодня мы собираемся в Монте-Карло? — спросила Салена.
— Mais oui!
[5]
— воскликнула служанка. — Каждый день его высочество с гостями едет в казино. А иногда — даже утром. Что до меня, то я считаю, это пустая трата денег.
— Я тоже так думаю, — согласилась Салена, но про себя подумала, что интересно будет взглянуть на казино, даже если сама она не станет играть.
В дверь постучали. Это был лорд Карденхэм: он зашел за дочерью, чтобы вместе спуститься вниз.
На его накрахмаленной манишке красовалась булавка с жемчужиной, а в петлице была красная гвоздика.
Салена подумала, что, взглянув на отца, никто не скажет, что этот человек разорен.
— Ты готова, моя дорогая?
— Как я выгляжу, папа?
— По-моему, князь наговорил тебе достаточно комплиментов, и мне больше нечего добавить, — ответил лорд Карденхэм, и Салена уловила в его голосе нотку удовлетворения.
«Как же мы отблагодарим князя за его щедрость?» — мелькнуло у нее в голове.
Когда служанка ушла, Салена задала этот вопрос отцу.
— Будет лучше, если это сделаешь ты, — ответил лорд Карденхэм.
Салена смутилась:
— Я? Но, папа… Я даже не знаю, что ему сказать.
— Тогда просто будь с ним мила — насколько это возможно, — посоветовал лорд Карденхэм. — Немногие мужчины проявили бы такую щедрость по отношению к девушке, о которой им ничего не известно.
— Признаться, я думала… что ты рассказал ему обо мне.
— Разумеется, я объяснил князю ситуацию, в какой ты оказалась, — сказал отец. — Русские очень сентиментальны, а девушка, которая осталась без матери и у ее отца дыра в кармане, достойна по крайней мере сочувствия.
Салена вздохнула:
— Князь был так добр… но мне не хотелось бы, чтобы ты… просил его о чем бы то ни было.
