— И как же могли вы сомневаться в моих чувствах? — тихо спросила Ольга, — и если только это мешало вам прийти к моему батюшке, то здесь и сейчас вам сознаюсь, я люблю вас и почту за честь стать женой вашей. Это моя заветная мечта и ничто с ней не идет в сравнение.
Антон судорожно вздохнул, не ожидая, что так произойдет ее признание. Сердце его гулко забилось в груди, руки сами потянулись к ней, чтобы обнять, и он предвкушал этот миг, но их внезапно оборвали. Со стороны входа послышались громкие голоса. Войковский тотчас поднялся с колен и посмотрел в сторону приближающихся людей.
Князь Полянский мчался через весь коридор к дочери. Руки у него тряслись, бледный, напуганный он постарел на десяток лет.
— Оленька, — вскрикнул он и бросился к ней. — Как же так милая? В порядке ли ты, горемычная. И за что мне такое наказание? Раньше срока ты меня в могилу загонишь.
Тут он увидел Антона, и страх его сменился злостью.
— Снова вы, князь? Не к вам ли на свидание она спешила? Как могли вы подвергнуть ее такой опасности? Неужто не страшно вам за дитя мое? Одна ведь она у меня, бессовестный вы человек!
Антон встал по стойке смирно и рассеяно смотрел на Полянского, не зная, как и ответить ему и как защитить себя перед ним. Ему не хотелось выглядеть в подобном свете перед человеком, которого он уже мнил себе свекром.
Вслед за Андреем Александровичем в комнату вошли граф Р*** и еще несколько взрослых мужчин, в числе которых были и мужья дочек Олега Денисовича. Все при ружьях, лица насупленные, в глазах осторожность и готовность к любому.
— Что вы, папенька! Какое свидание!? — заступилась Ольга. — Я поехала на фабрику, чтобы на бунт посмотреть, а Антон Семенович оказались рядом, когда на меня толпа напала. Благодарить мы его должны, а не отчитывать!
Полянский не верил такой случайности. Он гневно смотрел сперва на Войковского, а потом и на дочь. Зато графу было довольно таких объяснений.
— Говорил же я вам, Андрей Александрович, князь чистого сердца человек! Молодец друг мой товарищ, Антон. Век не забудем твоей службы.
И Олег Денисович кинулся обнимать Войковского и рассыпаться в благодарностях перед ним. Полянскому ничего не оставалось, как только присоединиться к похвалам. Он извинился за свою горячность, поблагодарил его, сунул пришедшей Агафье денежку, расцеловал дочь и повел ее в повозку, на которой они примчались.
Антон вышел из общежитий, помог графским мужикам изловить его испуганную лошадь, стоявшую у забора, сел в седло и направился прямо за процессией. Олегу Денисовичу объяснился, что хочет сопроводить Ольгу Андреевну до поместья, да его семью повидать, а сам лелеял надежду объясниться с отцом княжны.
Глава 14
Во все времена тяжелые российские дороги легко претерпевались только в одном случае, если было на что посмотреть вокруг, да подивиться. И чтобы не только живописные овраги, да неровные деревеньки — к ним привык глаз русского человека — а еще и что-то одухотворяющее, обескураживающее, торжественное. И вот тогда пролетают минуты пути быстро и без лишних дум.
Процессия из нескольких человек, во главе с коляской, в которой сидела Оленька, ее отец и граф Р*** проезжали вдоль левого берега реки Клязьмы. Там на высоком холме высился Успенский собор и, построенная несколько десятков лет назад, колокольня. Золотые купола и шпиль тянулись высоко в небо и почти доставали до густых пушистых облаков парящих, как никогда, низко над землей. Белокаменные стены собора сияли на солнце так, что глазам было больно, но Оля, впервые оказавшись на этой дороге, не могла не смотреть на это великолепие. Восторженность ее и детская радость забавляли и, в то же время, умиляли князя Полянского. Не мог он долго сердиться на дочь и решил оставить серьезный разговор на потом.
— Стойте! Стойте! — приказала она извозчику и, как только тот притормозил лошадей, выпрыгнула из повозки.
— Куда же ты, Оленька? — спросил отец.
Ему неудобно было перед графом за ее безрассудство, но тот, имея трех дочерей, не расстроился и не обиделся.
— Пусть ее пройдется. Чай натерпелась, милая, и хочет богу дань отдать за спасение свое.
Ольга же, к своему греху, в этот момент и думать забыла о происшествии, случившемся с ней. И дань она отдавала людям. Тем, кто построил такое великолепное здание. Тем, кто выковал эти купола и колокола, тем, кто создал это величие на благость людям.
Полянская взобралась на холм, обошла храм и кинула взор на быструю реку внизу, на поля за ней, на зеленые рощи, на красоту сотворенную богом. И вдруг почувствовала тоску. Тоску по душам тех, кто в бесконечных работах не в силах видеть это, не в силах понять или прочувствовать очищение и покой. И захотелось ей, что бы все в мире, как она, вдруг остановились, огляделись и осознали, как прекрасна земля русская и как важны человеческие дела для ее процветания и стати.
Раздался звон колоколов, созывая к вечерней службе. Да так рядом и так громко, что Ольга вздрогнула, живо перекрестилась и теперь припомнила все свои благодарности за божьи благословения.
Все кто сидел в коляске и конные, в числе которых был Войковский, тоже перекрестились и прочли быструю молитву. Каждому было за что порадоваться в этот день и за что попросить прощения.
Оля спустилась к повозке, села на свое место и бросила быстрый взгляд на Войковского. Она и без слов поняла, что он решился и сегодня случится то, чего она так ждала от него. И с одной стороны ей было страшно, а с другой радостно. Виделось ей, что только в нем ее счастье и только те чувства, которые она испытывает к нему, можно назвать любовью. Той самой, которую друг ее Николя никак не хотел понять.
На веранде дома графа встречали охами и вздохами. И графиня, и Машенька и ее сестры бросились к Ольге, обнимали, целовали, плакали и рассказывали, как они переживали и как мучились. Полянская перед ними повинилась, пожалела их и прилюдно поругала себя за глупость. Ее простили и повели в дом. За ними пошли и мужчины.
Сели за накрытые столы. Аппетитные запахи вареной картошки, малосольных огурчиков, зелени, и жареного мяса ударили в ноздри. Не церемонясь, взялись за вилки. Когда с первым покончили, прислуга принесла чаю, баранок и сладких калачей. За чаем завели беседу. Долго радовались тому, как все благополучно разрешилось, и расходиться не торопились. Антон то и дело ловил беспокойные взгляды Оленьки, но поделать ничего не мог.
Наконец Машенька и ее сестры отпросились разойтись по комнатам, с ними же поднялись наверх зятья графа. Сам Олег Денисович откланялся перед Войковским и Полянским и пошел в конюшни, чтобы дать указания работникам. Графиня ушла к горничным. Ольга поняла, что час настал, поцеловала отца, пожала руку Войковскому, задержав свою ладонь в его чуть дольше, чем того требовали приличия и тоже поднялась к себе.
Андрей Александрович вынужден был проводить Антона, и не видел в этом для себя ничего хорошего. Он чувствовал, что тот только и ждет, чтобы остаться с ним наедине.
