— Ну что же, милостивый государь. Благодарен я вам за вашу службу и прошу простить мне ту мою горячность. Не разобрался в ситуации, виноват.
— Что вы, Андрей Александрович, как можно. Мне пока не понять отцовских страхов в полной мере, но все же…
— Все хорошо, когда хорошо кончается. И благодарность моя не знает границ. Я перед вами в долгу. Если что обращайтесь.
Оба стояли посреди комнаты, и по всем законам приличия, Антон должен был распрощаться и уйти восвояси, но он не спешил. Посчитав это дурным знаком, Полянский слегка нахмурился. Войковский все никак не решался. Он, в отличие от Ольги не тешил себя надеждой на то, что его помощь так уж скажется на отношении ее отца к нему. Однако попытаться было нужно. Иначе кем он будет в глазах девушки, да и себе простить не сможет.
— Понимаю, что вопрос мой покажется вам неуместным, в этом чужом для вас доме, — начал Антон и задумался.
Как сказать? Как задобрить? Как перетянуть на свою сторону человека, который уверен, что счастье его дочери с другим? Андрей Александрович помогать не спешил. Он видел, как мнется молодой княжич и как тяжело ему даются слова. Он заранее понимал, о чем пойдет речь, и жуть как не хотел этого разговора.
— Если вы считаете, что-либо неуместным здесь, езжайте с богом. Поговорим в другой раз. Наверняка вы еще будете командировать у нас в Пскове, — решил Полянский увильнуть.
— Нет, — довольно резко ответил Антон, — вопрос мой требует безотлагательного обсуждения. Потому как от этого зависит мое счастье… и я надеюсь, счастье вашей дочери.
Полянский почувствовал себя усталым. Он тяжело вздохнул. Сел возле чайного столика и жестом указал Антону на стул напротив себя.
Войковский присел на краешек и продолжил.
— Полагаю, от вашего отцовского сердца не утаилось, что и я, и Ольга Андреевна сделались друг другу близкими.
Полянский приподнял бровь, и Антон заторопился объяснить:
— Я с первой минуты понял, что дороже ее не будет мне на земле человека, а потому прошу вас сделать меня счастливым и позволить нам пожениться, — его последние слова прозвучали, как скороговорка.
— Руки, стало быть, ее просите? — хриплым голосом задал вопрос Андрей Александрович и не дал ответить. — Что ж, вы правы, сей разговор, действительно, неуместен в этом доме. Неужто нельзя было приехать к нам и, так сказать, по всем правилам…
— Мочи нет ждать, — честно признался Антон. — Я люблю ее.
— А она что?
Войковскому на секунду показалось, что князь не так уж и против, и поспешил уверить:
— Она знает о моих чувствах и клянется в том, что они небезответны.
— Удивительно, что вы, зная, что она уже повенчана, решились на подобное.
— Я надеялся сыскать вашего благословения, несмотря на это обстоятельство.
— Антон, только не подумайте, что вы мне не нравитесь… но скажите какие планы у вас на будущее?
— Я офицер. Стою на защите отчизны. В этом мое будущее.
— А что Ольга? Будет с вами по казармам маяться?
— Почему же? У меня есть поместье под Владимиром, дом в Петергофе…
— То есть она будет ждать вас, пока вы навоюетесь?
Антону на это нечего было ответить. Он молчал. Эти упреки ему самому стали казаться не беспочвенными. Об этом он сам и думать забыл.
— Но другие жены ждут, — промямлил он неуверенно.
— Оля не другие. Она со своей неспокойной душой не сможет долго ждать. Я ее знаю. Вы и себя, и ее погубите этим браком. Боюсь, я вынужден вам отказать.
Антон встал со стула. Хотел возразить, но видел по глазам Полянского, что в этом нет никакого смысла. Он вдруг понял, что тот заранее знал, о чем будет разговор и заранее приготовил ответ. Вопросами он лишь тянул время, перед тем как окончательно растоптать его своим отказом. Войковский оскорбился до глубины души. Никак он не ожидал такой суровой отставки. Надеялся на согласие. Но его поставили на место скоро и без всяких церемоний. Что ответить на подобное? Унижаться? К этому он не приучен.
— Я вас понял, — сказал он и без «до свидания» или «прощайте» направился к двери.
Ему самому было тошно от своей гордости, но он никак не мог ее усмирить.
— Не серчайте, Антон, — попытался Андрей Александрович расстаться с молодым человеком в хороших отношениях. — Несмотря ни на что вы остаетесь другом нашей семьи. Буду рад видеть вас у нас, если, конечно, больше не услышу от вас подобных предложений.
— Я предельно понимаю с первого раза, — резко ответил Антон, — и, боюсь, из-за вашего отказа, встречи наши становятся невозможными.
— Как скажете… как скажете, — Полянский поднялся.
Антон нашел в себе силы отвесить поклон и вышел вон. Вниз на цыпочках спустилась Ольга. Она слышала, как хлопнула дверь и поспешила вниз, чтобы разузнать. Сердце ее трепетало. Стук двери предвещал ей беду, но она надеялась на счастье.
— Завтра мы уезжаем, — оповестил отец, как только понял, что она сошла в гостиную.
— Как? Но зачем? — губы у Ольги затряслись. Из груди готовились вырваться рыдания. — С кем ты говорил здесь? С князем Войковским? Он чем-то расстроил тебя?
— Ты сама прекрасно знаешь и с кем я говорил, и о чем.
— Что ты ему ответил? — с мольбой в глазах обратилась к отцу Ольга.
— Ты знала мой ответ. Не нужно рассчитывать на иной.
— Папенька, но как же! Я люблю его.
Ольга уже рыдала вовсю. И ей было все равно, что ее услышат другие. Горе затмевало ей разум.
— Не ведаешь ты, Оленька, что такое любовь.
Андрей Александрович подошел к дочери и обнял ее. Она вырвалась и отскочила в сторону, сверкая злым взглядом, но его это не проняло.
— И слышать больше ничего об этом не желаю. Слишком много я давал тебе воли, дочь. Отныне так не будет. Завтра едем домой!
Глава 15
Князь Полянский сидел в столовой и ждал Албашева-младшего. С их приезда прошло несколько дней. Дорога домой не запомнилась ничем примечательным, кроме, пожалуй, того, как вела себя дочь его, Ольга Андреевна. С тех самых пор, как Войковский получил отставку, Полянская с отцом не разговаривала, а по приезде закрылась в своих комнатах и не выходила оттуда. Алевтина кружилась над ней курицей-наседкой, носила еду на красивых подносах и блюдечках, но та ела мало или не ела совсем. Старая нянька не знала, как и подступиться к своей любимице. Все рассказывала истории про кота, которого подарил Николя, и пыталась рассмешить ее несносным поведением питомца. То говорила, что нашли его, лакающим прямо из кувшина молоко, то описывала его умильную моську, замазанную сметаной. Оля улыбалась, гладила животное, но есть отказывалась.
На беду в те дни семья Албашевых отбыла к родственникам, и Николя только через посыльного Андрея Александровича, узнал, что Полянские вернулись. Уехать сразу не сумел, дабы не обидеть хозяев своим скорым отъездом, и поэтому в обратном письме сообщил, в какой день точно прибудет. Албашев понятия не имел о том, что случилось, и только сердцем чувствовал, что обязан поскорее воротиться. И, как только представилась возможность, прямо с дороги, помчался к любимой невесте. Он исстрадался по ней. Скучал неимоверно и только и хотел поскорее с ней свидеться, услышать ее, рассказать, как ему жилось без нее.
