Для Рин юг олицетворял лишь обиды и печали. Она ничего ему не должна. И уж точно не станет отдавать за юг жизнь. Если наместники готовы собой пожертвовать, так пусть сами и расстаются с жизнью.
Она заметила, как смотрит на нее Кесеги – потрясенно и разочарованно. Ей так хотелось бы, чтобы это не имело для нее значения.
– Простите, – сказала она. – Но я не одна из вас. Я спирка. И знаю, кому должна хранить верность.
– Если останешься здесь, то погибнешь ни за что, – сказал Гужубай. – Как и все мы.
– Так возвращайтесь домой, – ухмыльнулась Рин. – Заберите войска. Я не буду вас останавливать.
Они не сдвинулись с места. Посеревшие лица подтвердили, что все их слова – блеф. Они не могут сбежать. В одиночку у провинций нет ни единого шанса выстоять. Быть может, хотя Рин сильно сомневалась в этом, им хватит сил отбиться от мугенцев. Но если Арлонг падет, лишь вопрос времени, когда Дацзы придет и за ними.
Без поддержки Рин у них связаны руки. Наместники-южане оказались в ловушке.
Рука Гужубая потянулась к мечу у пояса.
– Ты расскажешь Вайшре?
Рин скривила губы.
– Не искушайте меня.
– Ты расскажешь Вайшре? – повторил он.
Рин лишь улыбнулась. Он что, и в самом деле намерен с ней сразиться? Неужели рискнет?
И эта мысль доставила ей удовольствие. Наконец-то она обладала над ними властью, именно она держала их судьбу в своих руках, а не наоборот.
Рин могла бы убить их прямо сейчас, и ей сошло бы это с рук. Вайшра даже похвалил бы ее за подобную демонстрацию преданности.
Но вот-вот начнется сражение. Ополчение уже на пороге. Беженцам нужен лидер, если они хотят выжить. Больше о них некому позаботиться. И если она убьет наместников, возникшая сумятица только навредит Республике. Солдат в армиях южан недостаточно для победы, но если они уйдут, поражение гарантировано, и Рин не хотела нести за это ответственность.
Рин нравилось, что решение за ней и можно замаскировать жестокий расчет под милосердие.
– Иди поспи, – мягко сказала она, как будто говорит с ребенком. – Впереди сражение.
Несмотря на протесты Кесеги, Рин проводила его обратно в квартал беженцев. Она повела его в обход, стараясь держаться как можно дальше от казарм. Десять минут они шли в каменной тишине. Каждый раз, когда Рин смотрела на Кесеги, он зло устремлял взгляд вперед, делая вид, что ее не замечает.
– Ты на меня сердишься, – сказала она.
Он не ответил.
– Я не могла выполнить их просьбу. Сам знаешь.
– Нет, не знаю, – отрезал он.
– Кесеги…
– И я больше не знаю, кто ты.
Ей пришлось признать, что он прав. Кесеги распрощался с сестрой и обнаружил вместо нее солдата. Но и Рин его не узнавала. Тот Кесеги, которого она покинула, был маленьким мальчиком. Этот же – высоким, угрюмым и сердитым парнем, который видел слишком много страданий и не знает, кого в них винить.
Они молча продолжили путь. Рин испытывала искушение развернуться и уйти, но ей не хотелось, чтобы Кесеги застали по эту сторону забора. В последнее время ночные патрули в назидание другим пороли беженцев, застигнутых в неположенном месте.
– Ты могла бы написать, – наконец сказал Кесеги.
– Что-что?
– Я ждал от тебя писем. Почему ты не написала?
На это Рин нечего было ответить.
Почему она не написала? Наставники это разрешали. Все однокурсники регулярно писали домой. Она вспомнила, как Нян каждую неделю посылала по восемь писем – каждому брату и сестре, Рин потрясло, что кто-то способен так пространно писать об утомительной учебе.
Но ей никогда не приходило в голову написать Фанам. Добравшись до Синегарда, Рин заперла все воспоминания о Тикани на задворках сознания, желая поскорее забыть о прошлом.
– Ты был еще таким маленьким, – сказала она через некоторое время. – Наверное, я решила, что ты меня забудешь.
– Чушь. Ты моя сестра. Как я мог тебя забыть?
– Не знаю. Я просто… Просто думала, что будет проще, если резко оборвать все связи. Я ведь вряд ли когда-нибудь вернулась бы домой после отъезда…
– А ты не думала, что я тоже хочу уехать? – Его голос окаменел.
Рин ощутила намек на раздражение. Как это вдруг она стала во всем виновата?
– Так и уехал бы, если бы захотел. Ты мог бы поступить учиться…
– Когда? Ты уехала, и я остался в лавке один, отцу совсем поплохело, мне пришлось заниматься всеми домашними делами. А матушку не назовешь доброй, Рин. Сама знаешь. Я просил тебя не оставлять меня с ней, но ты все равно уехала. В Синегард, навстречу приключениям…
– Это не приключения, – холодно отозвалась она.
– Но ты была в Синегарде, – жалобно произнес он, словно ребенок, слышавший рассказы о бывшей столице и по-прежнему считающий ее землей сокровищ и чудес. – А я застрял в Тикани, используя любую возможность, чтобы скрыться от матушки. А когда началась война, мы каждый день тряслись от страха в подземных убежищах и надеялись, что Федерация еще не пришла в город, а если пришла, то нас убьют не сразу.
Рин остановилась.
– Кесеги…
– Все твердили, что ты за нами вернешься. – Его голос надломился. – Та богиня огня из провинции Петух, что уничтожила остров в форме лука, вернется домой и освободит нас.
– Именно этого я и хотела. И сделала бы…
– Нет, не сделала бы. Где ты была все это время? Пыталась устроить переворот в Осеннем дворце. Начала новую войну. – Его голос наполнился ядом. – И не говори, что тебе это не нравилось. Это ты виновата. Если бы не ты, нас бы здесь не было.
Рин могла бы ответить. Начать с ним спорить, сказать, что виновата не она, а императрица, и есть политические силы куда более могущественные, чем любой из них.
Но никак не могла подобрать слова. Любые слова выглядели фальшивыми.
Голая правда в том, что она покинула сводного брата и годами о нем не вспоминала. Он не возникал в ее мыслях, пока они не встретились в лагере. И Рин забыла бы его снова, если бы он не стоял сейчас перед ней.
Она не знала, как это исправить. Да и вряд ли это вообще можно исправить.
Они свернули за угол, к шеренге одноэтажных зданий. Здесь был квартал гесперианцев. Еще несколько минут, и они вернутся к лагерю беженцев. Рин была этому рада, ей хотелось отделаться от Кесеги. Выслушивать поток его негодования было невыносимо.
Краем глаза она заметила, как у ближайшего здания промелькнула синяя форма. Рин не обратила бы на нее внимания, но потом услышала звуки – ритмичный шорох и приглушенные стоны.
Она уже слышала такие звуки. В Тикани она много раз доставляла пакеты с опиумом в публичные дома. Просто здесь и сейчас было совсем не время и не место.
