– Рин уже достаточно настрадалась, – сказал Катай. – Не превращайте ее в декоративную фигуру…
– Ничего подобного, – оборвала его Рин. – Я буду генералом. И поведу всю армию юга. Так?
Гужубай кивнул.
– Если захочешь.
Катай схватил ее за плечо.
– Ты правда этого хочешь? Стать наместником юга?
Рин не поняла вопроса.
Какая разница, чего она хочет? Она знала, кем быть не может. Она больше не может быть оружием Вайшры. Не может быть инструментом любого военного; закрыв глаза, предоставлять свои разрушительные способности тому, кто будет приказывать, где и когда убивать.
Она считала, что обретет покой, если будет подчиняться. Что если свалить вину за кровавые решения на кого-то другого, она не будет ответственна за гибель людей. Но из-за этого лишь стала слепой, глупой и легко позволяла собой манипулировать.
Сейчас она обрела бо́льшую силу, чем кто-либо мог ей позволить, – Алтан или Вайшра. Она больше не будет выполнять приказы. Что бы ни произошло в будущем, это станет ее личным выбором.
– На юге в любом случае грядет война, – сказала Рин. – Им нужен предводитель. Так почему бы не я?
– Они не готовы, – сказал Катай. – У них нет оружия, они наверняка голодают…
– Тогда мы украдем еду и оружие. Или привезем на кораблях. Имея в союзниках Муг, мы получим кое-какие преимущества.
Катай заморгал.
– Ты собираешься повести крестьян и беженцев на войну с гесперианскими дирижаблями.
Рин повела плечами. Она знала, что это безумие. Но их приперли к стенке, и отсутствие выбора было почти благом, потому что означало лишь одно: либо они сражаются, либо погибнут.
– Не забывай про пиратов.
Катай выглядел так, будто готов вырвать из головы остатки волос.
– Не думайте, что из южан нельзя сделать хороших солдат только потому, что у них нет подготовки. Наше преимущество – в численности. Вайшра не готов переступить за критическую черту. Он не развяжет в провинциях настоящую гражданскую войну.
– Но Вайшра – это еще не империя, – сказал Катай. – Остальная часть страны – с империей.
– Нет, с нами, – вдруг встряла Рин. – Всегда был север и был юг.
В отравленном опиумом мозге начали медленно складываться кусочки головоломки, и когда, наконец, щелкнули, озарение нахлынуло как поток холодной воды.
Как же она до сих пор до этого не додумалась? Вот почему она всегда так неохотно выступала за Республику. Мечта о демократическом правлении была искусственной конструкцией, балансирующей на невыполнимых обещаниях Вайшры.
Но реальным основанием для противостояния были люди, которые больше других пострадали при правлении императрицы. И сейчас эти люди больше всех ненавидели Вайшру.
Где-то на развалинах провинции Петух пряталась испуганная и одинокая девочка. Она задыхалась от беспомощности, ей была отвратительна собственная слабость, и она пылала яростью. Она сделала все возможное, чтобы получить шанс бороться по-настоящему, даже если это и означало потерю рассудка.
И таких, как она, миллионы.
От масштабности этого понимания кружилась голова.
В голове у Рин разворачивались карты военных действий. Границы между провинциями исчезли. Все стало только красным и черным – привилегированная аристократия против ужасающей нищеты. Цифры изменились, и война, на которой Рин собиралась сражаться, вдруг стала выглядеть совершенно по-другому.
Рин видела написанное на лицах людей возмущение. Как гневно сверкают их глаза, которые они не смели поднять. Это не люди, алчущие власти. Это не восстание из-за дурацких личных амбиций. Эти люди просто не хотели погибнуть, и оттого стали опасными.
«Ты не можешь выиграть войну в одиночку», – однажды сказал ей Нэчжа.
Да, но может сделать это с тысячей солдат. А если падет тысяча, она бросит в бой еще одну, и еще, и еще. Не имеет значения, насколько неравны силы, война такого масштаба – это вопрос численности, а Рин хватит людей. Единственное преимущество юга над гесперианцами в том, что южан очень много.
Похоже, Катай тоже это понял. Недоверие на лице сменилось мрачной решимостью.
– Значит, мы будем драться против Нэчжи, – сказал он.
– Республика уже объявила нам войну. Нэчжа знает, чью сторону выбрал.
Больше спорить не пришлось. Рин хотела начать войну. Хотела сражаться с Нэчжи снова и снова, до самого конца, пока останется только один из них. Хотела увидеть, как его покрытое шрамами лицо дернется в отчаянии, когда Рин отнимет у него все, что ему дорого. Она заставит его страдать, унизит, лишит сил, и он будет молить о пощаде на коленях.
У Нэчжи было все, чего она когда-то желала. Он был красивым и элегантным аристократом. Северянином. Он родился в рубашке, сотканной из власти, и не мог ее снять, принимая решения за миллионы людей, которых считал ниже себя.
Рин выбьет власть из его рук. И отплатит сторицей.
И тут заговорил Феникс. Из-за Печати голос бога звучал приглушенно, но Рин ясно слышала звон его смеха.
«Моя милая маленькая спирка. Наконец-то мы едины во мнении».
Все остатки привязанности к Нэчже сгорели в пыль. При мысли о нем Рин чувствовала только жаркую, восхитительную ненависть.
«Пусть сгорит дотла», – сказал Феникс.
Ярость, боль и ненависть распаляют костер огромной силы, и он горел на юге уже очень давно.
– Пусть Нэчжа нападет на нас, – сказала она. – Я вырву из груди его сердце и сожгу.
Через секунду Катай вздохнул.
– Ладно. Давайте начнем войну против самой сильной армии в мире.
– Но ее можно одолеть, – сказала Рин.
Она чувствовала присутствие бога на задворках разума – горячее и восхитительное, и наконец-то в полной гармонии с ее собственными желаниями.
«И вместе мы спалим весь мир», – сказал Феникс.
Рин стукнула кулаком по столу.
– Это сделаю я!
