Рин с удивлением обнаружила Вайшру сидящим за столом, одет он был в чистый мундир без следов крови. Он морщился при каждом вдохе, но едва заметно, а во всем остальном выглядел так, словно и не получал ранения.
– Мне сказали, что это ты вытащила меня из дворца, – сказал он.
Рин села напротив.
– С помощью остальных цыке.
– И с чего бы вдруг?
– Не знаю, – откровенно ответила она.
Рин до сих пор и сама пыталась в этом разобраться. Она могла бы бросить его в зале совета. Без него цыке легче было бы вырваться, и они не нуждались в союзнике, объявившем открытую войну императрице.
Но что потом? Куда бы они направились?
– Так ты по-прежнему с нами? – спросил Вайшра. – Заговор провалился. А я думал, тебе неинтересно служить солдатом в пехоте.
– А какое это имеет значение? Вы хотите, чтобы я ушла?
– Я бы предпочел знать, по какой причине мне служат. Некоторые – за серебро. Некоторые получают удовольствие, сражаясь. Мне кажется, что тебя не интересует ни то, ни другое.
Он был прав. Но Рин не знала, что ответить. Как объяснить ему причину, по которой она осталась, если она и себе не может ее объяснить?
Она знала лишь, что ей хочется влиться в армию Вайшры, выполнять его приказы, стать его оружием и инструментом.
Если не она принимает решения, то она ни в чем не будет виновата.
Нельзя подвергать опасности цыке, когда она не знает, что им приказывать. И ее не обвинить в убийстве, если она действовала по приказу.
Ей не просто хотелось отказаться от ответственности. Рин нужен был Вайшра. Его одобрение. Он давал ей цель, упорядоченность и контроль, которые она потеряла после гибели Алтана. Это было так приятно.
С тех пор как Рин отправила Феникса на остров в форме лука, она чувствовала себя потерянной, кружилась в пропасти вины и гнева, а теперь впервые за долгое время ей не казалось, что ее сносит течением.
У нее появилась причина жить – помимо мести.
– Я не знаю, что делать, – наконец сказала она. – Или кем я должна быть. Или откуда я, или… – Она запнулась, пытаясь разобраться в водовороте мыслей и чувств. – Я знаю лишь, что осталась одна, больше никого нет, и все это из-за нее.
Вайшра подался вперед.
– Ты хочешь драться на предстоящей войне?
– Нет. То есть… Я ненавижу войну. – Она глубоко вздохнула. – Наверное, должна ненавидеть. Все ненавидят войну, если все в порядке с головой. Верно? Но я солдат. Ничего другого я не умею. Так разве не этим мне следует заняться? Иногда мне кажется, что я могу остановиться, просто сбежать. Но после того, что я видела и сделала… Возврата назад нет.
Она испытующе посмотрела на Вайшру, отчаянно желая услышать его согласие, но Вайшра лишь кивнул.
– Да.
– Это правда? – спросила Рин тоненьким, испуганным голоском. – То, что говорили наместники?
– А что они сказали? – мягко спросил он.
– Что я как собака. Сказали, что мне лучше умереть. Все хотят видеть меня мертвой?
Вайшра взял ее руки в свои. Он держал ее ладони мягко, почти нежно.
– Никто больше не скажет тебе такого. Слушай внимательно, Рунин. Тебя наделили огромной силой. Не вини себя в том, что ее используешь. Я этого не допущу.
Рин больше не могла сдерживать слезы. Ее голос сломался.
– Я просто хотела…
– Хватит рыдать. Будь выше этого.
Она подавила всхлип.
– Не важно, чего ты хочешь, – сказал Вайшра со стальными нотками в голосе. – Как ты этого не поймешь? Сейчас ты самое могущественное создание в этом мире. Ты способна начинать и завершать войны. С твоей помощью империя может вступить в славный век, объединенной, но ты можешь и уничтожить нас. Чего ты никак не можешь, так это оставаться нейтральной. Когда обладаешь такой властью, жизнь уже тебе не принадлежит.
Он сжал ее пальцы.
– Люди будут искать способ тебя использовать или уничтожить. Если хочешь жить, придется выбрать сторону. Не уворачивайся от войны, дитя. Не избегай страданий. Когда услышишь крик, беги на него.
Часть вторая
Глава 11
Нэчжа распахнул дверь.
– Ты не спишь?
– Что случилось?
Рин зевнула. За иллюминатором еще стояла темнота, но Нэчжа уже был при полном параде. За его спиной торчал полусонный и раздраженный Катай.
– Пошли наверх, – сказал Нэчжа.
– Он хочет показать нам виды, – проворчал Катай. – Давай уже, пошевеливайся, чтобы я мог пойти обратно поспать.
Рин последовала за ними по коридору, подскакивая на одной ноге, пока надевала башмаки.
«Неумолимого» укрывал такой густой голубоватый туман, что они будто плыли сквозь облака. Глазу не за что было зацепиться, пока они не подошли совсем близко ко вздымающимся из тумана громадам. Узкий проход к Арлонгу охраняли огромные утесы: река выглядела темной серебристой ниточкой между каменными стенами. Под лучами поднимающегося солнца скалы переливались ярко-алым цветом.
Знаменитые Красные утесы провинции Дракон. Поговаривали, что после каждого провального нападения на твердыню Арлонга красный цвет утесов становится все ярче, – их раскрашивает кровь моряков, чьи корабли разбились здесь о камни.
Рин различила на стенах массивную надпись, она становилась заметной, только если наклонить голову под определенным углом и на иероглифы падал слабый свет.
– Что там написано?
– А ты что, не можешь прочесть? – спросил Катай. – Это же на старониканском.
Рин чуть не закатила глаза.
– Так переведи.
– Ты и правда не можешь, – хмыкнул Нэчжа. – Эти иероглифы имеют много значений и не подчиняются правилам современной грамматики, а потому любой перевод будет неточным.
Рин улыбнулась. Эти слова приводились в текстах, которые изучали в Синегарде на уроках лингвистики, когда самой большой заботой Рин было одолеть контрольную по грамматике.
– И какой перевод, по-твоему, правильный?
– Ничто не длится вечно, – ответил Нэчжа.
А одновременно с ним Катай произнес:
– Мир не существует.
Катай поморщился, глядя на Нэчжу.
– Ничто не длится вечно? Что это за перевод такой?
– Исторически верный, – заявил Нэчжа. – Эти слова вырезал на скале последний преданный министр Красного императора. После смерти Красного императора его империя развалилась на провинции. Но министр из провинции Дракон не присягнул в верности ни одному вновь созданному государству.
