Цзиньчжа шагал по палубе, поглядывая на флот защитников Радана, и зевал, прикрывая рот рукой.
– Адмирал Молкой!
– Да? – склонил голову адмирал.
– Разнесите их в клочья.
Развернувшееся сражение даже трудно было назвать таковым. Не битва, а трагикомедия.
Раданцы пропитывали паруса маслом. Так обычно поступали торговцы, чтобы парус не гнил и не намокал. Но против пиротехники такой подход совершенно не годился.
«Морские соколы» выпустили несколько ракет с драконьими головами, и те взорвались в полете, выпустив стайку мелких бомб, осыпавших флот Радана огненным градом. Паруса тут же вспыхнули. Горящие над жалкой эскадрой полотнища гудели так оглушительно, что невозможно было расслышать другие звуки.
Однако зрелище получилось завораживающим – в той же степени, как приятно одним пинком снести замок из песка.
– Тигриная задница, – сказал сидевший на носу Рамса. В его глазах отражались языки пламени. – Они даже и не пытались сопротивляться.
Сотни человек попрыгали за борт, спасаясь от огня.
– Пусть лучники убивают всех, кто выбирается из реки, – приказал Цзиньчжа. – А остальные пусть горят.
Сражение заняло меньше часа. «Зимородок» триумфально прошел мимо обугленных останков флота Радана и встал на якорь у городских ворот. Рамса подивился, с какой точностью пушки снесли ворота, а Бацзы посетовал, что цыке так и просидели без дела. Рин же старалась не смотреть на реку.
Флот Радана и городские ворота лежали в руинах. Жители сложили оружие и беспрекословно сдались. Войска Цзиньчжи наводнили город и выгнали людей из домов, чтобы всласть пограбить.
Женщины и дети выстроились на улицах, опустив головы и дрожа от страха, а солдаты выгнали их через ворота на берег реки. Там их собрали в кучи, и перепуганные люди таращились остекленевшими глазами на останки раданского флота.
Республиканцы получили от Цзиньчжи строгий приказ не убивать и не калечить гражданское население.
– Они не пленные и не жертвы, – сказал он. – Будем считать их потенциальными гражданами республики.
Но потенциальных граждан республики новое правительство не на шутку пугало.
И по понятной причине. Их сыновей и мужей выстроили в ряд на берегу, угрожая оружием. И объяснили, что их участь еще не решена, руководство республики обсудит, убивать их или нет, и вынесет вердикт утром.
Цзиньчжа хотел, чтобы люди всю ночь дрожали в страхе перед тем, что готовит им утро.
Утром он провозгласил бы, что получил приказы из Арлонга. Над их судьбой размышлял сам Дракон-наместник и признал, что они ни в чем не виноваты, к сопротивлению их вынудили порочные руководители, обольщенные императрицей, которая больше не служит народу. А наместник понимает, что решение принимали не честные простые люди. Он милостив.
Он отдал решение на откуп самим людям.
Они должны проголосовать.
– Чем они заняты, как думаешь? – спросил Катай.
– Обращают их в свою веру, – ответила Рин. – Распространяют доброе слово Творца.
– Не очень-то своевременно, как по мне.
– Видимо, приходится пользоваться любой возможностью.
Они сидели на берегу, в тени «Зимородка», и смотрели, как миссионеры Серой гильдии протискиваются сквозь толпу горожан. Катай и Рин находились слишком далеко, чтобы услышать хоть слово, но время от времени Рин видела, как миссионер опускается на колени перед несколькими дрожащими людьми, кладет руки им на плечи, даже если человек пытается увернуться, и произносит молитву.
– Надеюсь, они говорят по-никански, – сказал Катай. – Иначе они просто всех перепугают.
– Думаю, им все равно, даже если и так.
Рин с трудом подавляла злорадство, наблюдая, как люди отшатываются от миссионеров, несмотря на все усилия гесперианцев.
Катай передал ей шпажку с нанизанной вяленой рыбой.
– Будешь?
– Спасибо.
Рин взяла рыбу, пожевала ее хвост и оторвала кусочек.
Питаться рыбой маяу, составлявшей основную часть их рациона, – целое искусство. Сначала надо ее пожевать, чтобы размягчить, и только тогда можно отделить мясо от костей и выплюнуть колючие плавники. Если жевать слишком мало, кости застрянут в горле, слишком долго – и рыба потеряет весь вкус.
Соленая маяу – отличная пища для армии. Еда занимает столько времени, что, когда закончишь, возникает ощущение сытости, хотя бы от одной слюны и соли, как бы мало ни проглотил на самом деле.
– Ты видела их пенисы? – спросил Катай.
Рин чуть не подавилась рыбой.
– Что-что?
Он показал размер руками.
– Вроде бы у гесперианцев они больше, чем у никанцев. Так говорит Салхи.
– Откуда ей знать?
– А сама как думаешь? – Катай вздернул брови. – Признайся, ты тоже об этом задумывалась.
Рин поежилась.
– Ни за какие деньги.
– Видела генерала Таркета? Он такой огромный. Наверняка у него…
– Хватит. Это отвратительно, – рявкнула Рин. – И они отвратительны. От них воняет. Как… Как от скисшего молока.
– Наверное, это потому, что они пьют коровье молоко. И оно киснет у них внутри.
– А я думаю, они просто не моются.
– Кто бы говорил. Ты себя-то когда в последний раз нюхала?
– Погоди. – Рин показала на берег реки. – Вон там.
Несколько женщин начали ругаться с миссионером. Тот поспешно отступил, подняв руки в знак добрых намерений, но женщины не унимались, пока миссионер не убрался с берега.
Катай присвистнул.
– Вот это неплохо.
– Интересно, что он им говорил?
– «Творец наш велик и могущественен», – напыщенно произнес Катай. – «Молитесь с нами, и никогда больше не будете голодать».
– «Все войны прекратятся».
– «Все враги падут замертво, сметенные великой рукой Творца».
– «Мир настанет в королевстве, а демонов изгонят в ад». – Рин подтянула колени к груди, наблюдая за стоящим на берегу миссионером, который выискивал новую жертву. – Хотелось бы надеяться, что они просто оставят нас в покое.
Гесперианская религия не была для империи в новинку. Во времена правления Красного императора тот часто принимал эмиссаров западных церквей. При дворе в Синегарде поселились ученые мужи, развлекая императора астрономическими предсказаниями, звездными картами и забавными изобретениями. После смерти Красного императора завистливые придворные казнили ученых, всегда пользовавшихся благосклонностью правителя, а миссионеров на несколько веков изгнали из страны.
