– К воротам! – приказала Рин Бацзы.
– И побыстрей, чтоб тебя!
Одним точным взмахом граблей Бацзы расшвырял солдат, охраняющих подъемное колесо. Суни взялся за другое. Они уперлись каблуками в землю и толкнули. Вокруг столпились солдаты-республиканцы, отражая натиск врагов.
Кто-то крикнул:
– Толкай!
Рин не могла даже оглянуться и посмотреть, что происходит. Волна стали была слишком ослепляющей. Кто-то рассек ей левую щеку. По лицу и в глаза брызнула кровь. Пришлось вытереть глаза рукавом, но боль стала нестерпимой.
Рин почти вслепую взмахнула трезубцем. Сталь вонзилась в кость, и нападавший упал. Удачный удар. Рин немного отстала от основного потока атакующих и проморгалась, пока не прояснилось зрение.
Послышался скрежет подъемных колес. Рин бросила взгляд через плечо. Ворота Сяшана с громким стоном распахнулись.
А за ними стоял флот.
Теперь все переменилось. Площадь наводнили республиканцы, их стало так много, что на мгновение защитники города полностью пропали из вида среди голубых кителей. Где-то загудел рог, а затем последовало несколько ударов гонга, таких гулких, что в них утонули все другие звуки.
Но для кого звучат эти сигналы? Рин забралась на ящик, чтобы оглядеться поверх голов.
Она засекла какую-то суматоху в юго-западном проходе и прищурились. К площади бежал новый взвод солдат, свежих и хорошо вооруженных. Местные добровольцы? Нет, они были в синем, а не в зеленом.
Но не в небесно-голубом, как республиканцы.
Рин чуть не выронила трезубец. Это не никанские войска.
Это солдаты Федерации.
На одно наполненное паникой мгновение она решила, что Федерация по-прежнему сильна и воспользовалась возможностью для вторжения в Сяшан. Но это была бессмыслица. Солдаты Федерации уже находились за городскими воротами. И они не нападали на защитников города, они атаковали войска в форме Республики.
Понимание пришло как удар под дых.
Наместник провинции Овца – союзник Федерации.
Земля ушла из-под ног. Рин увидела дым и пожарище. Изуродованные газом тела. Увидела Алтана, удаляющегося по причалу…
– Ложись! – рявкнул Бацзы.
Рин распласталась на земле, и копье вонзилось в стену в том месте, где секунду назад находилась ее голова.
Она с трудом встала на ноги. Колонна солдат Федерации казалась бесконечной. Сколько их? Не меньше, чем республиканцев?
То, что выглядело легкой победой, вот-вот превратится в кровавую баню.
Рин помчалась вверх по лестнице, чтобы лучше рассмотреть положение в городе. Чуть дальше главной площади стояло трехэтажное здание, окруженное большим садом со скульптурами. Видимо, личная резиденция наместника. Самое крупное здание Сяшана.
И Рин тут же поняла, как можно одним махом завершить сражение.
– Бацзы! – Она помахала трезубцем, чтобы привлечь его внимание. Когда Бацзы поднял голову, Рин указала на особняк наместника. – Прикрой меня!
Он тут же понял. Они вдвоем пробились сквозь толпу и оказались на другой стороне площади. А потом побежали в сад.
Особняк охраняли два каменных льва с открытыми жадными пастями. Дверь была заперта на задвижку.
Отлично. Значит, внутри кто-то есть.
Рин изо всех сил пнула по ручке, но дверь не шелохнулась.
– Дай-ка мне, – сказал Бацзы.
Рин посторонилась. Он отошел на три шага и врезался в дверь плечом. Дерево треснуло, и дверь распахнулась.
Бацзы встал и мотнул головой через плечо.
– У нас проблемы.
Рин обернулась и увидела новых солдат Федерации, бегущих к особняку. Бацзы встал в дверном проеме с поднятыми граблями.
– Справишься? – спросила Рин.
– Иди. Я ими займусь.
Она побежала внутрь. Коридоры были ярко освещены, но совершенно пустынны, что не предвещало ничего хорошего – вполне вероятно, наместник с семьей уже перебрался в более безопасное место. С громко колотящимся сердцем Рин замерла посреди коридора и напрягла слух в попытке разобрать любой звук от обитателей дома.
И через несколько секунд услышала пронзительный плач младенца.
Да. Она сосредоточилась, отслеживая источник звука. И снова его услышала. В этот раз ребенок плакал приглушенно, как будто ему заткнули рот рукавом, но в пустом доме плач все равно звенел ясно, как колокольчик.
Звук шел откуда-то слева. Рин крадучись двинулась вперед, стараясь бесшумно ставить ноги на мраморный пол. В конце коридора она увидела единственную дверь – шелковую ширму. Плач стал громче. Рин попыталась раздвинуть дверь. Заперто. Тогда она просто сделала шаг назад и пнула по шелку ногой. Хлипкая бамбуковая рама с легкостью сломалась.
На Рин уставились женщины, не меньше пятнадцати, сгрудившиеся вместе, как откормленные и ощипанные птицы. По их пухлым щекам лились слезы ужаса.
Жены наместника, догадалась Рин. И дочери. А еще служанки и няньки.
– Где Тсунь Хо? – спросила она.
Женщины еще теснее сбились в кучу и молча дрожали.
Взгляд Рин упал на малыша. Его держала на руках старуха, притулившаяся у дальней стены. Он был завернут в красную ткань, а значит, это мальчик. Вероятный наследник.
Наместник не допустит гибели мальчика.
– Отдайте его мне, – потребовала Рин.
Старуха энергично затрясла головой и крепче прижала ребенка к груди.
Рин нацелила на нее трезубец.
– Не стоит за него умирать.
Одна девушка бросилась вперед, замахнувшись штангой от занавески. Рин пригнулась и пнула девицу ногой в диафрагму. Девушка с воем рухнула на пол.
Рин поставила ногу ей на грудь и с силой прижала. Стоны девушки доставляли ей жестокое удовольствие. Эти женщины не вызывали у нее ни малейшего сочувствия. Они сами избрали судьбу, заключив договор с Федерацией. Они знали, что происходит, и сами во всем виноваты, и заслуживают смерти…
Нет. Хватит. Она сделала глубокий вдох. Красная пелена перед глазами рассеялась.
– Еще раз дернешься, и я вспорю тебе брюхо, – сказала Рин. – Отдайте ребенка. Сейчас же.
Старуха с завываниями вручила ей младенца.
Тот немедленно заголосил. Рин машинально обняла его, подложив одну руку под спину, а другую под голову. Старая привычка с тех дней, когда она нянчила сводного брата.
Ей вдруг захотелось поворковать над малышом и укачать его, чтобы перестал плакать. Но Рин подавила порыв. Пусть плачет, и как можно громче.
Она вышла из комнаты женщин, размахивая перед собой трезубцем.
– А вы оставайтесь здесь, – предупредила она женщин. – Если кто шевельнется, я прикончу ребенка.
