- Ты соображаешь, в чем мне признаешься?
- Да, сир.
- А не боишься, что я прикажу тебя немедля заковать в цепи за вероотступничество?
- Боюсь, сир... – побледнев, тихо ответил Луиджи. – Я понимаю, кем выгляжу в ваших глазах, но надеюсь на вашу милость.
- Правильно боишься. Почему именно сейчас ты решил ко мне обратиться?
- Все просто, сир... – ломбардец нервно улыбнулся. – Только сейчас я окончательно решился. А если бы промедлил, опять начал бы сомневаться. Надеюсь, вы поймете меня правильно.
- Надейся, больше тебе ничего не остается, – строго и недовольно бросил я, после некоторой паузы. – Считай, что услышан мной. Но вопросы женитьбы и веры обговорим позже.
А для себя решил дать окончательное разрешение только тщательно обдумав ситуацию.
- Благодарю, сир... – ломбардец поклонился, чуть более почтительней, чем обычно. – В любом случае, моя верность вам останется неизменной.
После разговора с Луиджи я выехал на один из холмов, внимательно осмотрелся и дал команду останавливаться. Это место я выбрал еще вчера, во время рекогносцировки и оно как нельзя лучше подходило для задуманного. С правой стороны нас прикрывает река, а с левой – ряд поросших густым лесом, высоких холмов. Татары находятся примерно в той стороне и если все-таки решаться атаковать, то смогут это сделать только через одно место, через вот это широкий распадок. Причем, только в компактном строю, без особой возможности маневра. Ну не полезут же они через лес.
Почти весь обозный люд сразу после высадки заменили вятские ратники, опытные вояки, больше похожие на разбойный люд. Еще те головорезы, закаленные рейдерскими набегами на казанские земли. Командовал ими сотник Вавула Кныш, сухой жилистый мужик, чем-то похожий своей худой аскетичной рожей на иконописного Иисуса Христа.
Подозвав его жестом, я приказал:
- Становимся здесь. Подгоняй зады, чтобы немедля стягивались. Ставьте телеги рядом друг с другом, в несколько рядов. Скотину загонишь в середину. Делай что хочешь, но, чтобы через час все стояли в куче. Смотри, от сих, до сих. Да, с этой стороны, вон до той кривой ветлы. Жопу и начало прикроешь рогатками, да возами, так как я показывал. Понял? Спрошу по всей строгости. С тебя, не с твоих людей. Исполнять... Капитан фон Штирлиц, вы тоже можете начинать. Козьма, выдвигайся со своими. Но как я говорил, постепенно...
Почти сразу закипела работа.
В холмы скрытно ушли несколько разведчиков, среди которых был мой старый знакомый, поджигатель брандеров Тихон Рубец. Задача у них очень ответственная и опасная, вовремя скрытно выявить татар и дать нам сигнал, но парни лихие, сам отбирал, надеюсь не подведут.
Растянувшаяся на половину версты колонна возов и телег, постепенно стала втягиваться на стоянку. Среди них отчаянно матерясь метался Вавула и Аристотель Фиораванти, дрожавший над своей инженерией, как квочка над цыплятами. На первый взгляд дело двигалось очень медленно, но я знал, что быстрее сделать это невозможно. Оставалось только молиться, чтобы хватило времени.
Одновременно с основной колонной выдвинулась череда из двадцати небольших возов, груженных сеном, да прочим хламом и заняла позицию, так чтобы прикрыть табор с противоположной от реки стороны. Возки разворачивали тылом к распадку и устанавливали через одинаковые промежутки, примерно в одиннадцать-двенадцать метров друг от друга. Педантичный шваб, вместе с Хансенсом сам носился с куском бечевы и замерял расстояние.
Почему так?
Да потому, что двадцатичетырехфунтовая пушка, то есть, орудие калибром в сто пятьдесят миллиметров, при стрельбе картечью на дистанции в сотню метров, дает осыпь длиной в тридцать-тридцать пять метров и шириной в шесть-семь-восемь. Это если стрелять свинцовыми кругляшами в контейнере из плотного рогожного куля, а если битым чугуном насыпью, то гораздо обширней. Осыпь довольно неравномерна, но попавшая под нее любая цель, габаритами размером с всадника на лошади, обязательно будет задета.
То есть, установленные через указанные промежутки двадцать орудий, при одновременном залпе устроят сплошную гарантированную зону поражения шириной в двести метров. А распадок, через который нас могут атаковать татары, даже уже.
Причем здесь возы с сеном к орудиям? А это они и есть. На каждую пушку наскоро присобачили сбитую из жердей конструкцию, нагрузили эту конструкцию всяким хламом и теперь, с расстояния, обман распознать довольно затруднительно. Особенно неспециалисту. Очень надеюсь, что среди татар таких специалистов не окажется.
Бутафория легко снимается, а при необходимости, можно палить прямо вместе с ней. Но так опасно, потому что при выстреле, все эти жерди разлетятся по сторонам. Могут и расчеты зацепить.
Время тянулось как резина. Где-то за три часа до наступления темноты, все для встречи татар уже было готово. Ратники заканчивали ставить частокол между орудиями и укреплять его фашинами.
фашина (нем. Faschine) – связка прутьев, пучок хвороста, перевязанный скрученными прутьями (вицами) или проволокой. Применяется в фортификационном деле для оборудования полевых укреплений, заваливания рвов, укрепления откосов
Я весь изнервничался, сто раз все перепроверил и заново обдумал. Ну не могут татары не клюнуть на такую приманку. Должно сработать. Вот только когда? Сегодня под вечер, завтра утром или ночью? Ночью – вряд ли. В общем, когда бы не ударили, но лучше пораньше. Встретим как положено. Орудия на позициях, вагенбург* готов. Его возведение не должно насторожить казанцев, сейчас любая стоянка войск так оборудуется. Да и не выглядит он сильно укрепленным.
вагенбург (нем. wagenburg) – передвижное полевое укрепление из повозок в XV–XVIII вв. Русский аналог названия – гуляй-город.
При обозе чуть меньше ста пятидесяти моих латников и сотня вятских головорезов. Чуть поодаль шесть сотен тысяцкого Прута. Должно хватить, особенно если татары попадут под первый залп. Взял бы больше людишек, но это могло отпугнуть татар от решительного удара всеми силами. Все же их не более тысячи. Это сильно ориентировочно, точно не знаю, увы. Сейчас бы авиаразведку провести... Н-да... Разве что ворон попросить об одолжении. Фен рассказывал, что в Китае для таких целей привязывали людишек к большим воздушным змеям и запускали в воздух, даже высказал желание построить подобные, но я только посмеялся. Хотя... когда-нибудь может и попробую. Пущай полетают.
- Ну, когда, мать вашу?! – зло выругался я, в очередной раз осмотрев в подзорную трубу окрестность. – Какого хрена телитесь...
- Не переживайте, ваше сиятельство, – попробовал успокоить меня Отто. – Кусочек лакомый, клюнут обязательно.
- Знаю... – резко оборвал я его и неожиданно заметил, как с холма галопом несется к нам конник. Всадник, а это был Тихон Рубец, едва удерживаясь в седле, крепко обнимал шею лошади.
Подскакав к нам, парень в буквальном смысле свалился с седла и, если бы его не поддержали – упал бы. В плече у бывшего ушкуйника торчала обломанная стрела, а левая рука висела плетью. С рукава тонкой алой струйкой стекала кровь.
