— Не знаю. Может, ты ему понравилась.
— Сомневаюсь, что понравилась. Мне кажется, что он читал мои мысли, — ответила Настя. — И, может быть, не только сегодняшние.
— А такое разве бывает? — удивился симпатичный вор. — Ты шутишь.
— Я уже склонна думать, что в этой жизни все бывает, — заметила Прокофьева. — А как его зовут?
— Кажется, Петр.
— Гм-м… Петр с латинского переводится, как камень.
— Что-то ты совсем уже в дебри лезешь, — заметил Женька. — Да не обращай ты внимания, они здесь иногда такое выкидывают. Может, за 1968 год мстят. Услышал, что мы по-русски говорим, и…
— Не в том дело, — махнула Настя рукой.
Больше к этому разговору они не возвращались. Но, так или иначе, когда Прокофьевой пришло время менять место дислокации, она решила поехать не во Францию, а дальше на восток, в Эстонию.
Нужно было, наконец, забрать то, что она там зарыла, если кто-нибудь еще тайник не нашел. Настя позвонила Василию. Тот собирался в рейс, но заявил, что если она на недельку-полторы где-нибудь задержится, то они как раз встретятся на Сааремаа, когда он опять туда вернется.
— Ладно, — сказала Настя, — я пока навещу приятеля в Польше.
На следующий день она выехала из Брно в Краков, где без особого труда разыскала старого приятеля Сашку Варнаву.
— Вот это да, — удивился он, — сколько лет, сколько зим? Ты что здесь делаешь?
— Рождественские каникулы провожу, — пошутила Настя. — Проезжала мимо, решила зайти.
— У тебя деньги есть? — спросил приятель.
— Есть немного, — ответила Настя.
— Тогда я позвоню сестрам-доминиканкам, чтобы тебя пустили переночевать. Сам я сейчас не могу отсюда выходить. Устав не позволяет.
Сашка принадлежал к ордену кармелитов. Но, несмотря на то, что монастырь был открытый, выходить наружу мог далеко не всегда.
— Слушай, — сказал он, — я завтра еду в командировку в Освенцим, там тоже есть наш монастырь, хочешь, поехали со мной, посмотришь.
— Хочу, — ответила Настя.
— Тогда встречаемся завтра в семь утра здесь.
Он достал мобильный телефон и, переговорив с настоятельницей женского монастыря, отправил туда Настю. Ее действительно там радушно приняли. Выделили даже отдельную келью. И пригласили в столовую. Поскольку официальная трапеза уже закончилась, ей накладывала еду одна из сестер по имени Магда, девочка лет семнадцати. Они познакомились.
— Матушка-настоятельница спрашивала, хочешь ли ты пойти в наш монастырь? — спросила она.
— Не знаю, — соврала Настя, — я еще не решила.
— А сколько тебе лет?
— Двадцать семь.
— И ты не замужем?
— Нет, — Настя напрочь забыла про свой фиктивный брак, который она не брала в расчет.
— Тогда почему не хочешь пойти в монастырь? — снова спросила Магда.
— А ты почему сюда пошла? — спросила Настя.
— Потому что я не хотела замуж, смотреть за мужем и ему угождать. Лучше угождать Богу.
«Странная логика, — подумала Прокофьева, — интересно, как бы ты запела, если бы я сказала, что орден доминиканцев первым поддержал инквизицию и сжигал людей на костре. И кто тогда Бог, позволивший все это?»
Вместо этого она спросила:
— А что вы здесь делаете?
— Читаем молитвы, готовим еду, убираем. Иногда принимаем гостей, как тебя сейчас.
«Финансирование, судя по всему, у них неплохое. Да и кормят, как в ресторане, — подумала Настя, работая ложкой, — почему не жить, как у Бога за пазухой? Только напомни я про инквизиторские костры, вылетела бы отсюда, наверное, со свистом. А ведь это исторические факты. Эх, Сашка, Сашка, куда же тебя занесло».
По национальности Сашка был русским с некоторой примесью польской крови. Его бабка когда-то выехала из Польши и смогла внушить внуку любовь к исторической родине. Они познакомились с Настей на питерском радио, когда оба там крутились в качестве внештатных корреспондентов. Только у Сашки не было никакого специального образования. Одно время он у Насти даже жил. Прокофьева его воспринимала как младшего брата. Потом Сашка куда-то исчез. Как оказалось, сбежал на эту самую историческую родину бабки. И завис в Варшаве, работая то танцором на ночной дискотеке, то официантом в баре. А в свободное время прислуживал в костеле.
— Ночью дискотека, а днем — костел, картинка что надо, просто клиповая, — смеялась Настя, читая его письма из Польши. Однажды Сашка сообщил Насте, что он собирается уйти в монастырь. И эту идею реализовал.
В Освенциме, пока брат Александр выполнял поручения братства, Настя осмотрела музей на человеческих костях. Концлагерь, эта жуткая фабрика смерти, расположенная на нескольких десятках гектаров земли, ее, конечно, поразил.
— Вот они, результаты погони за иллюзией, — подумала Прокофьева, вспомнив, что читала про Гитлера, который также мечтал завладеть чашей Грааля и копьем Лонгина, чтобы, опираясь на их мистическую силу, захватить власть над миром. И ей снова пришла в голову мысль о том, что история движется по кругу и тот, кто завладеет камнем, который украл у нее пражский ювелир, обречет себя на несчастья или, того хуже, насильственную смерть.
«Жаль, что я его не выбросила в море или не разбила на части, — думала она, глядя на поделки из человеческих волос и кожи и куски серого мыла, изготовленного из человеческого жира. — Вот оно наследие Грааля».
Вечером Сашка представил ее распорядительнице закрытого монастыря кармелитов в Освенциме, при котором так же, как и в Кракове у доминиканок, была гостиница для приезжих. Молодая женщина в монашеском облачении говорила с Настей из-за закрытой решетки.
— Почему вы за решеткой? — спросила удивленная Настя.
— Мы считаем, что это вы за решеткой, — ответила монахиня.
«Ничего себе заявочки», — подумала Прокофьева. Ведь, действительно, с обратной стороны монашка видела за решеткой ее, Настю, сидящую напротив.
— Вы считаете, что весь мир — тюрьма? — уточнила она.
— Да, — односложно ответила женщина в монашеском облачении.
Возвращаться следующим утром с Сашкой в Краков Настя не захотела, а поехала в Варшаву, чтобы сесть на поезд, следующий в Литву. Задерживаться в Литве она не стала, а сразу отправилась в Латвию.
Рига встретила жутким февральским морозом. Настя остановилась в гостинице, и, передохнув день, отправилась дальше, пользуясь местными рейсовыми автобусами. Она смогла добраться до Сааремаа за два дня, останавливаясь на ночлег в Пярну.
Вася еще был в рейсе. Настя вышла на берег озера Каали и растерялась. Все было покрыто снегом. Она не узнавала тех мест. Наконец ей удалось найти те самые большие валуны, которые служили ориентиром. Она подошла к ним, попыталась вывернуть заветный камень, под которым лежало штайнеровское барахло.
