«Прокофьева, одумаешься, милости просим. Только сначала извинись. Можно письменно. Двуликий Янус», — таким было содержание SMS-ки от шефа, которая заявила о себе ритмичным бренчанием в кармане Настиного пиджака. Ее она прочла автоматически.
— Пошел ты… Двуликий Анус, — вновь выругалась Настя. — Надо положить крест на всем этом дерьме. Сейчас или никогда.
К «Камням Петербурга» Настя решила не возвращаться. Правда, нужно будет зайти в офис через недельку-другую — когда в газете сами рады будут с ней распрощаться — чтобы забрать деньги. Такое она уже проделывала пару раз — просто исчезала на несколько дней, когда надоедала старая работа, а потом приходила и увольнялась по обоюдному согласию сторон.
— Ха, — подумала Прокофьева, вспомнив свой последний, еще не напечатанный репортаж, — надо же, как все взаимосвязано.
В репортаже, касавшемся личности недавно ограбленного и возможно убитого Льва Штайнера — известного питерского коллекционера культурных ценностей и тележурналиста, Настя попыталась самостоятельно составить картину произошедшего, встречаясь и беседуя с его бывшими коллегами и товарищами по цеху.
Самого Штайнера Настя, что называется, вживую никогда не видела. А телеканал «Искусство», на котором тот работал, терпеть не могла, презирая за косность и отсутствие творческого подхода в подготовке материалов.
— Фу, — тряхнула головой Настя, — как вспомню, так вздрогну… бр-р-р… дерьмо какое.
Дело в том, что вторую половину вчерашнего дня она провела в уголовном розыске, сидя в кабинете рядом со следователями, которые один за другим ставили изъятые при обыске квартиры Штайнера диски с порнографией. Этот порноматериал предназначался для сугубо гомосексуально ориентированной аудитории.
По официальной версии, Льва Штайнера убили, предварительно обчистив его квартиру, лица одинаковой с ним нетрадиционной сексуальной ориентации. По всей квартире словно напоказ были разбросаны презервативы. А на полу в ванной комнате вместе со следами спермы были обнаружены следы чьей-то крови. Судя по результатам проведенной экспертизы, кровь принадлежала Штайнеру, что и вынудило следствие предположить, что его убили или, как додумалась уже сама журналистка, изнасиловали с нанесением тяжких телесных повреждений.
Пожилой майор Геннадий Сергеевич Якименко, который вел дело по ограблению квартиры и предполагаемому убийству Льва Штайнера, корректно посоветовал Насте сменить сферу интересов, писать, к примеру, о моде или погоде, но на нейтральные вопросы все же ответил.
Километрах в сорока от Питера по Мурманскому шоссе был обнаружен в разбитой машине чей-то обгоревший труп. Опознать его пока не удалось, но следы крови на багажнике, как оказалось, принадлежали ограбленному накануне Штайнеру. Из этого следствие сделало вывод о вероятности убийства с целью ограбления коллекционера, чей труп возможно и покоился в обугленном салоне легкового автомобиля.
Следствием активно разрабатывалась также версия убийства из личной мести: мало ли кого успел соблазнить старый педераст. Поэтому во всю шел опрос свидетелей. Нахально заглянув в кабинет следователя, Настя узнала в опрашиваемом парне альпиниста Мишку Косача, с которым она три с половиной года назад, как раз перед расставанием с прежней работой, ходила в туристический поход под Житомир. По возвращении на родину она с этой самой туристической компанией больше не пересекалась. Какие-то они, туристы эти, одноклеточные — вывела она для себя, забыв к ним дорогу.
И вот этот самый Мишка с большими круглыми глазами сидел в кабинете следователя Геннадия Якименко. И по всему было видно, что ему весьма не по себе. Настя тихонько прикрыла за собой дверь, оставшись незамеченной, и помчалась дальше. Теперь же, слегка поразмыслив, Прокофьева подумала, что зря себя вчера не тормознула: Мишка Косач мог знать что-нибудь интересненькое про этого Штайнера, чем можно было бы приукрасить материал, чтобы перепродать свой последний репортаж в другое издание: деньги ведь не помешают в любом случае. С другой стороны, подумала Настя, Мишку и сейчас не поздно разыскать, благо его адрес она помнила. Память ее еще никогда не подводила. Тем более, что такого рода расспросы желательно проводить подальше от стен милиции.
— Ладно, — решила Настя, — поскольку это недалеко, забегу-ка я к Косачу прямо сейчас.
Было около четырех часов дня, но интуиция ее не обманула: Миша оказался дома — у него как раз был выходной.
— Привет. Как дела? Можно к тебе? — спросила Прокофьева, когда Косач открыл дверь и застыл в недоумении на пороге.
— Что, не узнаешь? — улыбнулась журналистка. — Расслабься — это не грабители. Это всего лишь я, Настя, твоя старая знакомая. Помнишь Житомир… скалы…
— Да помню, помню, — перебил ее Косач.
— Так мне войти или ты сам ко мне выйдешь? — спросила Настя. — Может, на скамеечке присядем во дворе, поговорим?
— Нет, проходи. Здравствуй. Какими судьбами? — хмуро поинтересовался хозяин, пропуская ее в прихожую.
— Да вот шла мимо, решила заглянуть, — завела было привычную песню Прокофьева, но тут же одумалась. — На самом деле я тебя видела вчера.
— Где? — удивленно посмотрел на нее Мишка.
— Отгадай с трех раз, — хитро прищурилась Настя. — Спорю — не отгадаешь.
— Не отгадаю, — кивнул головой Мишка.
— Ладно, скажу, — сказала Настя, сохраняя прищур. — В милиции, в кабинете следователя. Я спешила, поэтому не стала тебя дожидаться, чтобы поздороваться. Чего смотришь, как баран на новые ворота? Это я заглядывала в кабинет на секунду. Хотя, возможно, ты и не обратил внимания.
— Да-а-а, я там был вчера. Но тебя не заметил. А ты-то как там оказалась? — спросил озадаченно Мишка.
— Я же в газете работаю. Интервью, репортажи и все такое прочее. Так можно мне присесть? В ногах, как говорится, правды нет.
— А ты знаком со Львом Штайнером? — продолжила она, когда Мишка поставил на стол чашки для чая.
— Нет.
— Как нет? А зачем же тебя вызывали в уголовный розыск? Этот следователь ведь допрашивал свидетелей по делу погибшего тележурналиста, — сказала Настя и тут же пошла на попятную: — Извини, если что не так. Может, у тебя самого что-то случилось, а я к тебе пристаю со Штайнером. Я, ты же понимаешь, плотно сижу на этой теме…
— Нет, у меня ничего не случилось. Просто я… — похоже, Косач затруднялся с ответом. Чувствовалось, как в нем росло напряжение.
— Ты что, не один? — не отставала Настя, заподозрив, что за стенкой, в гостиной, куда она не заглядывала, кто-то прячется.
— Нет, я один. Но ко мне скоро придут, — сознался, наконец, Михаил.
— Тогда проводи меня, — стояла на своем Прокофьева. — По пути как раз мне все и расскажешь.
— Да нечего рассказывать, — махнул рукой Косач. — Понимаешь, я как-то выступал в программе у Штайнера, а потом был у него дома в гостях. И все.
