– Вот старая ведьма! – Я ощутил мгновенный прилив адреналина. – Да я ей шею сверну!
– Нет, лучше не надо, а то Артюр останется еще и без отца. Но откуда ей такое пришло в голову?
Я со вздохом опустился снова на подушку.
– Да понимаешь, – сказал я смущенно, – она меня тогда видела. Ну, знаешь, когда я рано утром выходил из твоей квартиры. А тут вдруг, гляжу, она вышла на порог и этак ехидно на меня посмотрела.
Катрин усмехнулась, но тотчас же ее лицо снова стало серьезным.
– Ты бы поговорил с Артюром и как-то ему объяснил. Я сказала ему, что мы просто хорошие друзья.
Она неуверенно посмотрела на меня, и в ее взгляде было какое-то непонятное выражение.
– Я же правильно сказала? Да?
– Ну конечно, – успокоил я ее. – Ты все сделала правильно, Катрин. А я потом поговорю с Артюром.
– Хорошо.
Она встала, взяла свой портфель и отворила прикрытую дверь:
– Тогда до завтра.
Она махнула ладонью, я тоже помахал.
– И еще… Катрин!
– Да?
– Спасибо за все.
Вечером я в который раз сел смотреть с Артюром «Робин Гуда». Мы устроились рядом на диване: он в пижамке, с коричневым медвежонком, я в полосатой пижаме. На диване у нас стояла миска с чипсами, из которой мы по очереди угощались. Артюр уютно свернулся под одеялом и радостно визжал, когда Робин Гуд устраивал очередную проделку и ноттингемский шериф оказывался в дураках.
Когда после множества захватывающих приключений хитрый Робин заключил в объятия свою Мэри-Энн и вокруг парочки закружилась туча сердечек, Артюр радостно выдохнул.
Затем он повернулся ко мне.
– Знаешь что, папа… – сказал он и захихикал.
– Нет, не знаю, малыш, но ты же мне, наверное, расскажешь?
Я взял его на руки, и он прислонился головкой к моему плечу.
– У меня тоже есть подружка, – произнес он мечтательно.
– Что-о? – удивился я. – Не рановато ли, Артюр? Тебе же еще только четыре года.
– Нет, папа, – заверил он меня серьезно. – И у Максима тоже подружка.
– Вот оно что, – сказал я.
Ну что я могу понимать? Я же всего лишь отец!
– Но моя красивее, – продолжал Артюр. – У нее рыжие кудри, как у мамы. – Со счастливым вздохом он потянулся на диване. – Джульетта – самая красивая девочка в группе «Смурфиков». Ее мама – итальянка, – заявил он с гордостью.
– Это… это же просто здорово! – Я был немного растерян. – И… и что надо делать, если у тебя появилась подружка? – осторожно приступил я к расспросам.
– Ой, папа! – сказал он. – Да это же все совсем просто. – Он зачерпнул горсть чипсов и с удовольствием принялся жевать. – Ты выбираешь девочку, а затем подходишь и спрашиваешь: «Хочешь дружить со мной?» И тогда она отвечает: «Да». – При этих словах Артюр быстро глянул на меня. – Это если она ответит согласием… – сказал он мне в разъяснение (и я не мог сдержать улыбку), – тогда вы целуетесь и уже ходите вместе.
– О… Вау! – воскликнул я с облегчением. – И она, то есть Джульетта, с первого раза ответила тебе согласием, когда ты ее спросил?
– Да, – радостно подтвердил он и снова прижался ко мне. – Теперь мы за столом всегда садимся вместе и занимаем место друг для друга. Она говорит, что я клевый.
– Ну конечно же ты у нас клевый парень, – сказал я, потрепал его по волосам и решил сразу взять быка за рога.
– Знаешь, Артюр, я тоже должен тебе кое-что сказать.
Он сделал большие глаза.
– Про Катрин? – спросил он.
Я кивнул:
– Да. Мы с Катрин друзья, но… мы вместе не ходим, понимаешь?
Он неуверенно кивнул.
– А мадам Гренуй сказала…
– Мадам Гренуй – сварливая старушка, которая любит наговаривать на людей и рассказывать всякие глупости, – перебил я его. – Однажды утром она увидела, как я выходил от Катрин, а ты тогда был в Онфлёре с бабушкой. Но я просто утешал Катрин, потому что она осталась совсем одна в день рождения. Вот я и просидел у нее до утра, чтобы ей не было так грустно. – По крайней мере, мои слова не были сплошным враньем. – Я думаю, ты это понимаешь.
– Да, папа, конечно, – сказал Артюр, видимо успокоенный моими словами. – Катрин мне тоже уже сказала, что вы с ней просто друзья.
– Так и есть, – кивнул я с облегчением.
– Только знаешь что?
– Нет. И что же?
– Если хочешь, то пускай она будет моей новой мамой, это ничего. Она же добрая. Совсем не такая, как злая мачеха в «Золушке». – И тут он сладко зевнул.
– Тут ты совершенно прав, – сказал я. – Но все равно мы с Катрин просто друзья. И так оно и останется.
Он сонно кивнул, и я отнес его в постельку.
В эту ночь мне приснилась рыженькая девчушка по имени Джульетта. Она сидела в онфлёрском саду на больших качелях под старой пинией и радостно качалась, а мой сын стоял сзади и раскачивал ее, восклицая: «Выше, Джульетта, еще выше!»
Спустя несколько дней я снова вышел на улицу. Небо над Парижем сияло лазурной голубизной. Настал май, в парках распускались цветы и деревья. В лицо мне светило жаркое солнце, а в куртке у меня лежало длинное письмо к Элен, написанное за эти дни. Хотя я тогда был болен, мне было о чем ей рассказать.
Я спустился в метро. Как мне показалось, лица у людей были несколько приветливее, чем обычно. Глядя на букет весенних цветов, который я купил, я порадовался, что положу такую красоту на могилу Элен.
Кладбище Монмартра выглядело как райский сад, одетый буйно распустившейся зеленью. В листве щебетали птички, и воздух был напоен ароматом цветущих каштанов.
Вдыхая полной грудью свежий воздух, я быстрым шагом вышел на нужную дорожку, затаившуюся в дальнем углу кладбища, куда редко забредали посетители. Когда я тут был с Артюром в последний раз, неподалеку трудилась Софи. Очевидно, эта работа была закончена: каменный ангел, чье крыло она уже починила, стоял с довольным видом. А Софи нигде не показывалась.
Еще несколько шагов, и вот передо мной могила Элен. В первый миг, подойдя к бронзовому ангелу, я взглянул на него растерянно.
– Я надеюсь, что ты не держишь на меня обиды, Элен, – произнес я тихонько, невольно вспомнив при этом свое отчаянное письмо, которое принес две недели назад. – Я довольно долго не давал о себе знать, потому что болел.
Пошарив за памятником, где была спрятана ваза для цветов, я отступил на шаг и полюбовался ярким букетом, так и светившимся среди зелени плюща. Затем вынул из-за пазухи письмо, нажал на кнопку и открыл тайник. Каково же было мое удивление, когда я собрался положить внутрь новое письмо! Я не верил своим глазам, но сомневаться не приходилось.
