– Боже мой, Катрин!
– Прости меня, пожалуйста, Жюльен, ты должен меня простить! – умоляла она. – Я же не плохой человек. Я… я просто хотела узнать… то есть я подумала, что вдруг ты в этом письме написал что-то о вас с Софи… Это была огромная ошибка с моей стороны, Жюльен. Пожалуйста, перестань на меня сердиться!
Как оглушенный я опустился на невысокую каменную ограду могилы:
– Я ничему уже не верю!
Катрин присела рядом со мной. Некоторое время мы молча сидели, глядя на дорожку. Вдруг откуда-то послышалось негромкое чихание, а может быть, это где-то фыркнула кошка или зашуршала в листве каштана какая-то птичка.
Словно по незримому знаку, Катрин вдруг повернулась ко мне и взяла меня за руку:
– Я правда взяла только одно это письмо, Жюльен. Пожалуйста, поверь мне!
Я пристально посмотрел ей в лицо. У врунишки не может быть таких невинных глаз.
– Ладно, Катрин. Я верю тебе.
– И ты меня прощаешь?
Я неторопливо кивнул.
– Спасибо тебе!
Я встал, поднялась и Катрин. Помедлив, она сказала:
– Как ты думаешь… Между нами все еще может наладиться?
– Ах, Катрин! – Я стиснул губы и помотал головой. – Если честно, то я не думаю. Но откуда мне знать! Я всего лишь человек.
– А… а что там теперь у вас… у тебя и Софи?
– А что у нас может быть? – бросил я в сердцах, отряхивая запылившиеся брюки.
– Я насчет… Ты ее любишь? – спросила она робко.
Эти расспросы начали действовать мне на нервы.
– Так вот, слушай внимательно, Катрин, – заявил я, повысив голос. – Софи – случайная знакомая с кладбища, и только. Я любил Элен, очень любил. Я все еще ее люблю, если хочешь знать. И я не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь снова полюбить другую женщину, – добавил я с вызовом. – Ты наконец поняла?
Она испуганно кивнула:
– Да, Жюльен.
Затем она собрала с земли рассыпанные листки моего письма вместе с рисунком Артюра и конвертом.
– Ну, я, пожалуй, лучше пойду, – сказала она и понуро поплелась прочь по узкой дорожке.
Постояв еще немного у могилы Элен, я довольно беспомощно посмотрел на моего прекрасного ангела. Нельзя сказать, чтобы я хорошо себя чувствовал.
Александр оказался совершенно прав в своем предположении, но в то же время не совсем прав. Оказывается, Катрин питала ко мне интерес гораздо больший, чем я думал. Но писем она не брала. И она не имела отношения к тем маленьким дарам, которые я находил в тайнике.
Или все-таки это она?
Голова у меня гудела, как пчелиный улей.
Но если это не она, то кто же в таком случае?
Ах, Элен! Как же все перепуталось!
Я снова убрал письмо в конверт и положил его в тайник, который все это время так и стоял открытый. Затем поплелся по дорожкам кладбища тяжелой стариковской походкой.
И только когда за мной с шипением закрылись двери вагона метро, я вспомнил, что совсем забыл про встречу с Софи.
Глядя невидящим взглядом в темноту туннеля, по которому мчался поезд, я еще не догадывался, что с девушкой, занимающейся реставрацией каменных скульптур, я теперь не скоро встречусь.
Глава 20
Великое молчание
Иногда за короткое время события следуют одно за другим такой непрерывной чередой, что ты не успеваешь вздохнуть. А затем неделями не происходит ничего.
И для меня, очевидно, настала та фаза, когда ничего не происходит.
Воцарилось молчание – оно буквально окружало меня со всех сторон. И это молчание меня тревожило.
Катрин старательно избегала меня. После скандала на кладбище она больше не приглашала меня зайти, а когда Артюр ходил к ней поиграть, то она провожала его до наших дверей и немедленно исчезала. Нечаянно столкнувшись со мной в подъезде, она спешила незаметно прошмыгнуть: мои резкие слова, наверное, сильно ее задели. Она затаилась, и было бы неудивительно, если бы она обиделась на меня. Катрин принадлежала к тому типу людей, которые замыкаются в молчании. Хотя ведь это она взяла мое письмо, вызвав тем самым мой гнев. Ну пускай я отреагировал слишком резко, но ведь я ее все-таки простил! Так что нечего ей корчить из себя невинную овечку.
Реставратор каменных скульптур словно сквозь землю провалилась. Сколько раз я за эти недели ездил на кладбище и высматривал Софи. Я даже спрашивал угрюмого садовника, не видел ли он ее, не заходила ли она в сарайчик убрать свои инструменты. Но садовник только отрицательно качал головой и недовольно бурчал, что реставраторша вроде бы вообще перестала ходить на кладбище.
Все это было очень странно. Куда пропала Софи? С тех пор как она исчезла, перестала меня окликать и заводить со мной разговор, я по ней заскучал.
Вспоминая, как я, разозлившись на Катрин, назвал Софи «случайной знакомой», я чувствовал укор совести. И теперь я по ней скучал: по ее непринужденным замечаниям, советам, нотациям, по ее черным глазам, весело глядящим из-под черной шапочки. По той иронической теплоте, которая звучала в ее голосе, когда она спрашивала: «Что так насупился, писатель?» По ней самой.
Уж не заболела ли она? Или закончила работу на Cimetière Montmartre?
[65] Не могла же она уйти вот так – даже не попрощавшись со мной!
Сначала ее отсутствие было не особенно заметно и не наводило меня на какие-то размышления. Она и раньше, бывало, пропадала на несколько дней, а затем знакомая фигурка вдруг снова появлялась поблизости: Софи трудилась над каким-нибудь памятником или сидела на скамейке либо на ограде и снова радовала меня каким-нибудь мудрым высказыванием и неизменно хорошим настроением.
До той роковой среды, когда я застал у могилы Катрин и настолько вышел из себя, что как безумный разорался на все кладбище и забыл про назначенную встречу с Софи, все шло как всегда. Она вела со мной обычный веселый треп. И ни слова не сказала о том, что ее работа на кладбище подходит к концу. Мне как-то не верилось, что она настолько обиделась на меня: да, я забыл о нашей встрече, но ведь ничего такого уж обязательного не было в нашей договоренности. К тому же на Софи было совершенно не похоже такое поведение – залезть в свою раковину и дуться от обиды.
Через два дня после случившегося, в пятницу, я успел еще раз съездить на кладбище, чтобы под каким-нибудь предлогом оправдаться перед Софи – отделаться подходящей отговоркой, почему я не смог встретиться с ней в среду. Я твердо решил загладить свою вину, пригласив Софи на обед в ресторан. На этот раз у меня даже не было готово очередное письмо: случившееся как-то отшибло у меня охоту писать, и я даже не сходил на могилу. Я действительно приехал только ради Софи.
