– И все оттуда услышала?
Она кивнула:
– Ты так возмущался из-за писем и все время повторял: «Это личное, личное!» И тут я сама ужасно испугалась – вдруг поняла, что наделала. Уж если ты мог так беспощадно отругать старую знакомую, то что же будет со мной, если ты обнаружишь, что я вот так без спросу взяла и прочитала твои письма? – Она взглянула на меня. – И тут мой хорошенький карточный домик, который я строила для нас, в один миг развалился. А потом ты еще сказал, что я просто случайная знакомая с кладбища.
– Да, – кивнул я горестно. – Я так жалею об этом, Софи! Я пожалел, едва произнес эти слова. У меня просто нервы сдали из-за того, что Катрин все приставала ко мне со своими вопросами. – Я взял Софи за руку. – Никогда, Софи, ты не была для меня просто случайной знакомой, – добавил я тихо.
– Да, я поняла. Теперь-то я знаю. Но услышать эти слова из твоих уст было для меня большим шоком.
– И ты со страху сразу свалилась с дерева.
– Нет-нет, – заулыбалась Софи. – Если бы я свалилась с дерева, как переспелое яблоко, вы услышали бы, правда? После того как ты ушел, такой сердитый и хмурый, я еще немного посидела на ветке. Как же у меня было скверно на душе! А когда наконец решила слезть, неловко соскочила и при падении подвернула ногу. Было так больно, как будто лодыжку сломала. А до этого ты еще сказал, что вообще больше никогда не влюбишься. – Прижав руку к сердцу, Софи скорчила уморительную гримаску. – Я проревела весь вечер.
– Ох! – вздохнул я, представив себе, как Софи ковыляет по дорожке кладбища. – И впрямь для нас выдался тяжелый денек. А потом?
– Потом я несколько недель не ходила на кладбище. На ногу было не наступить, и ни о какой работе нечего было и думать. У меня было много времени над всем поразмыслить, и я совсем приуныла. Пока…
– Пока ты не нашла мое последнее письмо к Элен.
– Да. – Она кивнула, и ее лицо просветлело. – И я была так счастлива, прочитав, что ты по мне скучаешь. Что ты в конце концов все-таки влюбился. В меня! – Она наморщила лоб. – Но тут я вспомнила, что ты ведь еще не знаешь, кто на самом деле забрал твои письма, и мне вдруг сделалось так страшно, что ты меня не простишь! – Она смущенно подергала свое платье. – Ты ведь правда больше не сердишься на меня, Жюльен? Знай, я все это делала только из любви к тебе. Я люблю тебя, Жюльен!
Она повернулась ко мне, и я растроганно вспомнил, как увидел ее лицо в первый раз. Она сидела на стене ограды и смотрела на меня сверху, а я сначала принял ее за какого-то кобольда. Я вспомнил нашу ночную прогулку по Монмартру, этот магический час, пока наши дороги не разошлись, и как я смотрел ей вслед с некоторым сожалением. Уже тогда у меня зародилось предчувствие, какая-то мысль или желание, которое я не решился додумать до конца.
Я порывисто обнял ее.
– Ах, Софи! – прошептал я, зарывшись лицом в ее волосы. – Как же я надеялся, что это окажешься ты!
Потом, когда Софи уже спала в моих объятиях, я еще долго смотрел в темноту, которая в ту ночь не была сплошным мраком, потому что в окно падал серебряный луч, и я подумал: жизнь бывает печальной и забавной, страшной в своей несправедливости и вдруг снова оборачивается чудом.
И она несказанно прекрасна.
Эпилог
На знаменитом холме Монмартр в центре Парижа, где на площади Тертр вокруг уличных художников, выставляющих свои сомнительного достоинства творения, толпятся туристы, где весной по оживленным улочкам гуляют, взявшись за руки, влюбленные, а устав, присаживаются на ступеньках базилики Сакре-Кёр отдохнуть и полюбоваться раскинувшимся перед ними городом, пока он, розовея в последних лучах заката, не погрузится в ночную тьму, – так вот, на этом холме есть еще и свое кладбище. Это кладбище очень старинное, с многочисленными дорожками и широкими тенистыми аллеями, укрытыми развесистыми кленами и липами, и у каждой дорожки, как у настоящих городских улиц, имеется свое название и нумерация. В этом маленьком городке очень тихо. Среди тех, кто здесь похоронен, есть и знаменитости, а есть и совсем неизвестные. Есть могилы с великолепными надгробиями и статуями ангелов, облаченных в длинные каменные одеяния, они стоят, простирая руки и устремив взор к небесам.
На кладбище входит темноволосый мужчина. Он ведет за ручку маленького мальчика и останавливается у ничем не знаменитой могилы. Тот, кто в ней похоронен, ничем не прославился. Это не писатель, не музыкант или художник. И даже не дама с камелиями. Просто человек, которого очень любили.
Однако ангел на бронзовой плите, помещенной на мраморный постамент, – один из самых красивых на кладбище. Женская фигурка, обернувшаяся назад с серьезным, может быть, даже философским выражением на лице; длинные волосы взвились, точно подхваченные дующим в спину ветром.
Мужчина немного постоял у могилы. И все это время до него доносился детский смех: за воротами его дожидалась молодая женщина с ребенком.
Погода пока еще теплая, но лето уже кончается. В воздухе, трепеща крылышками, мелькнула бабочка и, покружив, села на могильную плиту и замерла, сложив крылышки.
Мужчина достал из сумки письмо. Это последнее из тридцати трех писем, которые он написал жене. Положив письмо в тайник, он закрыл дверцу. Отступив на шаг, он бросил последний взгляд на бронзового ангела, лицо которого имеет знакомые черты, и положил на могилу букет роз – наверное, самый большой из всех, какие лежат на кладбище Монмартра.
– Ты была такая мудрая женщина, Элен, – говорит он с немного печальной улыбкой. – Я-то знаю, что это ты все устроила, чтобы выиграть пари. Я знаю тебя, Элен. Ты не умеешь проигрывать. Это у тебя было всегда.
Он постоял еще немного, глядя на отрешенное лицо прекрасного ангела. На долю секунды мужчине показалось, что ангел едва заметно улыбнулся. Мужчина говорит: «Au revoir
[70], Элен!» – и с улыбкой уходит, направляясь по дорожке к воротам.
Все случилось для него нежданно-негаданно, как вообще приходит к человеку счастье или любовь. А между тем то и другое всегда где-то рядом. Теперь он это узнал.
У ворот его ждут сынишка и любимая женщина. Они берутся за руки и идут навстречу ясному дню.
Мужчину зовут Жюльен Азуле.
И Жюльен Азуле – это я.
Дорогая Элен!
Это мое последнее письмо. Как и обещал, я написал тебе тридцать три письма. Когда ты брала с меня это обещание, Элен, я был настолько убит горем, что не поверил бы тогда твоим словам: что, когда я дойду до этого письма, в моей жизни уже наступит поворот к лучшему. Когда ты так сказала, сама мысль об этом была для меня ненавистна, я отбивался от нее руками и ногами.
И вот произошло то, что казалось тогда невообразимым.
Я действительно влюбился. Более того – ко мне пришла настоящая любовь. Я любим и каждое утро вновь удивляюсь, что мне выпал этот великий дар.
