Но через шесть месяцев во Франции действительно изменилось многое. Разбитый в России и преследуемый союзниками Наполеон из последних сил сражался в Германии. Впереди его ждали лишь череда неудач, отречение, остров Эльба, а вслед за этим — остров Святой Елены и смерть.
* * *
Всесильная еще недавно при Жозефе Фуше полиция Наполеона продемонстрировала полную несостоятельность и была скомпрометирована.
Историк Жан Тюлар по этому поводу пишет:
«Нельзя не признать, что хваленая имперская полиция продемонстрировала несостоятельность, допустив арест своих руководителей».
В Париже потом еще долго ходила такая шутка: «Вы не знаете, что происходит?» — «Нет, не знаю!» — «А, понятно, вы — из полиции…» Министра полиции Савари по названию тюрьмы, в которую он угодил, стали называть не иначе, как Герцог де Ля Форс.
С другой стороны, события 23 октября 1812 года многим показались странными, и на это указывает Вальтер Скотт, который отмечает, что заговор Мале был
«… столько же замечательным кратковременным своим успехом, как и скорым его уничтожением».
Когорты национальной гвардии первого призыва были расформированы и преобразованы в обычные линейные полки, два полка Парижской гвардии были переформированы в полк муниципальной гвардии Парижа, а затем тоже в обычный линейный полк.
Если не считать расстрелянных, больше всех пострадал за свою «доверчивость» префект департамента Сена Николя Фрошо. Наполеон выбрал его и обрушил на него всю мощь своего негодования. В результате 23 декабря Фрошо был отстранен от исполнения функций государственного советника и префекта департамента Сена и заменен графом де Шабролем, префектом Савонны, очень кстати находившимся в Париже в отпуске.
Вальтер Скотт пишет о нем так:
«Несчастный Фрошо спасся, как лишенный снастей корабль уходит из боевой линии под огнем других сражающихся».
Умер Фрошо в 1828 году.
Полковник Пьер Дусэ за активное участие в аресте Мале был произведен в бригадные генералы. Позже он сражался в Германии, был взят в плен в районе Дрездена, но служить Бурбонам отказался. Выйдя в отставку, он умер в Париже в 1834 году.
Дивизионный генерал Пьер-Огюстен Юлен, получивший от Мале пулю в щеку, получил прозвище Проглотивший пулю, после Реставрации перешел на сторону Бурбонов, но во время Ста дней снова занял пост губернатора Парижа. В июле 1815 года он вынужден был покинуть Францию, жил в Германии, Бельгии и Голландии. Юлен был амнистирован и вернулся во Францию лишь в конце 1819 года. Умер он в Париже в 1841 году.
Министр полиции Савари, герцог де Ровиго, после Реставрации попал в опалу и находился в эмиграции. После Ста дней, в декабре 1815 года, он был заочно приговорен к смертной казни. Амнистировали Савари, как и Юлена, в 1819 году. В 1831–1832 годах он командовал оккупационным корпусом в Алжире, но вернулся оттуда по состоянию здоровья. Умер Савари в Париже в 1833 году.
Генерал Анри-Жак-Гийом Кларк, герцог Фельтрский, прозванный в армии Генералом-чернильницей, пробыл военным министром Наполеона до конца марта 1814 года. Он оказался одним из первых, кто изменил императору и перешел на сторону Бурбонов. В 1816 году был произведен в маршалы и снова стал военным министром. Умер в 1818 году.
Дольше всех прожил префект столичной полиции Этьенн-Дени Пакье. В 1819–1821 годах стал министром иностранных дел, а при короле Луи-Филиппе — председателем палаты пэров. Умер в 1862 году в возрасте 95 лет.
* * *
Историк Е.В. Тарле утверждает:
«Мале все это затеял один».
И он, скорее всего, неправ. Генерал де Коленкур в своих «Мемуарах…» приводит следующий факт. Сразу после получения первых сведений о событиях в Париже Наполеон сказал ему: «Этот бунт не может быть делом одного человека».
Очень важное признание, свидетельствующее о том, что Наполеон сразу понял суть произошедшего! У А.З. Манфреда по этому поводу читаем:
«Он еще в России, под Дорогобужем, когда ему было доложено дело Мале, понял его истинный смысл. То был республиканский заговор, в том не могло быть сомнения. Материалы дела, с которыми он, прежде всего, ознакомился в Париже, полностью укрепили его в этом мнении».
Историк Жан Тюлар по этому поводу высказывается несколько иначе:
«Кто стоял за спиной Мале? Талейран и Фуше? Маловероятно. Нотабли? Конечно же, нет. Скорее всего, речь шла об уже наметившемся на юге сближении роялистов, объединившихся в Общество рыцарей веры (хотя они и действовали еще чрезвычайно осторожно), и горстки неисправимых республиканцев».
Такое объяснение кажется более справедливым. Несмотря на различия во взглядах, роялисты и республиканцы вполне могли найти общий язык, чтобы объединить свои усилия во имя свержения Наполеона, узурпировавшего власть в дорогой им всем Франции.
Но дальновидный Наполеон сразу понял, что ему было выгодно утвердить версию о том, будто бы генерал Мале был лишь психически больным одиночкой, ведь только безумец мог бы покуситься на власть императора.
На Францию и всю Европу произвели глубочайшее впечатление та легкость, с которой Мале сумел убедить войска в смерти императора, и та пассивная покорность, с которой муниципальные власти подчинились его приказам.
Французские историки Эрнест Лависс и Альфред Рамбо совершенно справедливо отмечают:
«Инцидент этот свидетельствовал о том, насколько дело Наполеона, поставленное на карту в равнинах России, было непрочно в самой Франции. Все "установления Империи", весь ее блеск — все это держалось жизнью одного человека».
Писатель Вальтер Скотт развивает эту мысль:
«Во время пребывания Наполеона в русском походе составился заговор, доказавший, как нетверда была народная привязанность к императорскому правлению, какими легкими средствами можно было его ниспровергнуть. Власть императора казалась подобной крепкому высокому сосновому дереву, которое, распространяя вокруг себя обширную сень и вознося чело свое к облакам, не может, однако же, как дуб, пускать корни свои глубоко в недра земли, но расстилая их в стороны по поверхности, подвергается опасности быть низверженным первым ударом бури».
В этих условиях ему, императору, было очень даже опасно признать перед всем миром, что заговорщик Мале не был одиночкой, а за ним стояли мощные подпольные силы той самой Революции, которые ему, Наполеону, так и не удалось до конца растоптать. Именно потому лживая версия о генерале Мале как о «безумном одиночке», столь удобная для Наполеона, надолго утвердилась в литературе, поддерживаемая сторонниками Великой Личности в истории.
* * *
После того как герцог де Ровиго стал посмешищем всей Франции, позволив арестовать себя во время попытки переворота, предпринятого генералом Мале, друзья стали советовать Фуше, что наступил подходящий момент, чтобы попытаться вернуться. Но ответ опального министра их удивил.
