Действительно, Талейран был из очень знатной аристократической семьи, а Фуше — из семьи потомственных моряков и купцов. Талейран пришел к революции сверху, как господин, вышедший из своей кареты, Фуше — снизу. Талейран, обладая тонкими манерами, добивался своего со снисходительностью барина, Фуше — с ревностным старанием хитрого и честолюбивого чиновника. Оба они любили деньги, но Талейран делал это их как аристократ (он любил сорить деньгами за игорным столом и в обществе красивых женщин. — Авт.), а Фуше — как купец, превращая их в капитал, получая барыши и бережливо накапливая.
Стефан Цвейг пишет:
«Для Талейрана власть только средство к наслаждению; она представляет ему лучшую и пристойнейшую возможность пользоваться земными наслаждениями, роскошью, женщинами, искусством, тонким столом, между тем как Фуше, уже владея миллионами, остается спартанцем и скрягой. Оба не в состоянии окончательно избавиться от следов своего социального происхождения: никогда, даже в дни самого разнузданного террора, Талейран, герцог Перигорский, не может стать истинным сыном народа и республиканцем; никогда Жозеф Фуше, новоиспеченный герцог Отрантский, несмотря на сверкающий золотом мундир, не может стать настоящим аристократом. Более ослепительным, более очаровательным, может быть, и более значительным из них является Талейран. Воспитанный на изысканной древней культуре, гибкий ум, пропитанный духом восемнадцатого века, он любит дипломатическую игру как одну из многих увлекательных игр бытия, но ненавидит работу. Ему лень собственноручно писать письма: как истый сластолюбец и утонченный сибарит, он поручает всю черновую работу другому, чтобы потом небрежно собрать все плоды своей узкой, в перстнях рукой. Ему достаточно его интуиции, которая молниеносно проникает в сущность самой запутанной ситуации. Прирожденный и вышколенный психолог, он, по словам Наполеона, легко проникает в мысли другого и проясняет каждому человеку то, к чему тот внутренне стремится. Смелые отклонения, быстрое понимание, ловкие повороты в моменты опасности — вот его призвание; презрительно отворачивается он от деталей, от кропотливой, пахнущей потом работы. Из этого пристрастия к минимуму, к самой концентрированной форме игры ума вытекает его способность к сочинению ослепительных каламбуров и афоризмов. Он никогда не пишет длинных донесений, одним-единственным, остро отточенным словом характеризует он ситуацию или человека.
У Фуше, наоборот, совершенно отсутствует эта способность быстро все постигать; как пчела, прилежно, ревностно собирает он в бесчисленные мелкие ячейки сотни тысяч наблюдений, затем складывает, комбинирует их и приходит к надежным, неопровержимым выводам. Его метод — это анализ, метод Талейрана — ясновидение; его сила — трудолюбие, сила Талейрана — быстрота ума. Ни одному художнику не придумать более разительных противоположностей, чем это сделала история, поставив эти две фигуры — ленивого и гениального импровизатора Талейрана и тысячеглазого, бдительного калькулятора Фуше — рядом с Наполеоном».
Не бывает ненависти более сильной, чем между различными видами одной и той же породы. Взаимное отвращение Талейрана и Фуше проистекало из понимания ими друг друга на уровне инстинктов. С самого начала большому барину Талейрану был противен этот прилежный работяга, кропатель доносов и собиратель сплетен Фуше. Фуше же раздражали легкомыслие, мотовство и презрительно-аристократическая небрежность Талейрана. Они, где только было возможно, создавали друг другу проблемы, а если представлялась возможность навредить, каждый хватался за малейший к тому повод.
Эта их взаимная зависть — ненависть была очень удобна для Наполеона: ведь они лучше, чем сотни шпионов, следили друг за другом и доносили друг на друга. Это была очень странная пара, и Наполеон, будучи превосходным психологом, умело использовал соперничество своих лучших министров. Но при этом, сам того не желая, Наполеон и удивительно сплачивал эту пару. Почему? На этот вопрос очень точно отвечает Стефан Цвейг:
«Когда между кошкой и собакой вспыхивает такая внезапная дружба — значит, она направлена против повара; дружба между Фуше и Талейраном означает, что министры открыто не одобряют политику своего господина, Наполеона».
* * *
Так все же были ли у Фуше достаточные основания для обвинения Талейрана в заговоре против Наполеона? Для того чтобы ответить на этот вопрос, следует рассмотреть события, произошедшие за несколько лет до этого.
В сентябре 1808 года Наполеон встретился в городе Эрфурте с русским императором Александром I. На этой встрече его сопровождал опытнейший дипломат Шарль Морис де Талейран-Перигор, князь Беневентский.
По поводу приглашения Талейрана в Эрфурт историк А.З. Манфред не может скрыть своего недоумения:
«Бонапарт давно относился к нему с недоверием, и именно потому, что он ему не доверял, он отстранил князя Беневентского от руководства внешней политикой. Тем поразительнее допущенная Наполеоном в 1808 году ошибка».
Действительно, это была очень серьезная ошибка, и она сильно повлияет на будущее империи. К этому времени репутация Талейрана была уже вполне устоявшейся: его называли и предателем, и профессиональным взяточником, и казнокрадом. Но при этом никто не мог отрицать его выдающегося ума, проницательности и дальновидности. Эти его качества и были нужны Наполеону.
Александр I давно знал Талейрана, но он все равно был поражен предложением, которое ему в первый же день Эрфуртской встречи сделал этот известнейший французский дипломат. Это предложение сводилась к следующему: он, Талейран, не согласен с безудержными завоевательными планами Наполеона, не согласна с этим и Франция. Страна хочет лишь границ по Рейну, Альпам и Пиренеям. Все остальное — это личные амбиции императора, до которых простым французам нет никакого дела.
— Для чего вы сюда приехали? — убеждал Александра I Талейран. — Вы должны спасти Европу, и вы в этом преуспеете, если будете сопротивляться Наполеону. Французский народ цивилизован, французский же император — нет; вы цивилизованы, а русский народ — нет. Следовательно, вы должны быть союзником французского народа.
Но Талейран пошел и дальше: он выразил готовность тайно поступить на русскую службу. Естественно, за полагающееся в таких случаях вознаграждение. Историк Е.В. Тарле пишет:
«Для Александра поступок Талейрана был целым откровением. Он справедливо усмотрел тут незаметную пока еще другим, но зловещую трещину в гигантском и грозном здании великой империи. Человек, осыпанный милостями Наполеона, со своим земельными богатствами, дворцами, миллионами, титулом "Высочества", царскими почестями, вдруг решился на тайную измену!»
Получается, за шесть лет до крушения империи Талейран предвидел неминуемую катастрофу. Ну, не ради же денег, в конце концов, он это сделал. Это было бы слишком банально для столь незаурядной личности.
Историк Е.Б. Черняк описывает происходившее следующим образом:
«Чтобы доказать серьезность своих намерений, Талейран тут же стал выдавать царю секреты Наполеона, указывать пределы, до которых можно доходить, когда случится противостоять требованиям и планам французского императора, не вызывая окончательного разрыва. А потом в беседах с Наполеоном Талейран горестно вздыхал, слушая его жалобы на неожиданное упорство, проявленное царем в ходе переговоров».
