Наполеон даже ничего не заметил, но, узнав о случившемся, вновь захотел лично допросить человека, пытавшегося напасть на него.
— Если это не сумасшедший, — сказал он, — то наверняка человек отчаянный. Он что, хотел стрелять в меня прямо посреди моих гвардейцев?
Арестованного привели, и Наполеон с удивлением увидел перед собой субтильного блондина с бледными щеками, безусого и жалкого.
— Что вам пообещали за мое убийство? — спросил Наполеон.
— Ничего. Я лишь хотел избавить мир от тирана. Никакой иной цели я не преследовал.
— Вы сошли с ума. А может быть, рассчитываете на безнаказанность?
— Моя дальнейшая судьба меня не волнует.
— Вы выглядите таким безобидным, и как только подобная мысль могла прийти к вам в голову?
— Да, я выгляжу безобидным, даже робким, но у меня достаточно сил и мужества, чтобы убить угнетателя моей родины.
— Я вижу, что это настоящий фанатик, — сказал Наполеон, обращаясь к своему сверкающему золотом окружению. — И чем только забиты головы у таких юнцов, считающих себя спасителями всего человечества.
После этого император надолго замолчал, и юный саксонец принялся усиленно делать вид, что не боится. Его руки предательски дрожали, но их можно было спрятать за спину. Хуже обстояло дело с лицом: левая щека все время дергалась от нервного тика. Оказалось, что хладнокровие и храбрость — это единственные добродетели, которые невозможно подделать.
— Послушайте, — вновь заговорил император, обращаясь к пленнику, — я верну вам ваше оружие, я подарю вам свободу, и уже завтра вы сможете вернуться домой, ведь у вас есть отец и мать, о горе которых вы даже не подумали. За это я попрошу у вас лишь честного слова, что вы никогда ничего не будете предпринимать против меня.
Слезы блеснули в глазах юноши. Он был настолько растроган, что не мог ответить сразу, и попросил сутки на размышления.
На следующий день он объявил, что не может дать слова, которого от него требовали накануне.
— Все ли вы правильно поняли? — спросил его генерал Савари, лично приехавший в тюрьму, чтобы узнать ответ заключенного. — Вы поняли, что речь идет о вашей свободе? Мы могли бы отправить вас в вашу страну, к вашей семье, которая, наверное, уже оплакивает вас.
— Я все это отлично понял, — ответил молодой саксонец, — но я также отдаю себе отчет в том, что есть вещи поважнее, и их тоже можно потерять безвозвратно. Мой выбор сделан. Я уже дал слово, и лучше умру, чем ему изменю.
Секретарь Наполеона Бурьенн (к тому времени бывший) в своих «Мемуарах…» так описывает историю барона Ла Сала:
«Я был в Париже уже примерно два месяца, когда был арестован молодой человек по имени Ла Сала за то, что он приехал из Саксонии, чтобы попытаться лишить жизни императора. Ла Сала заявил министру полиции герцогу де Ровиго, что хотел бы видеть меня, объяснив это репутацией, которая сложилась у меня в Германии. Император не возражал, и я получил приглашение нанести визит заключенному. Я прибыл в отделение министерства полиции на улицу Сен-Пэр, где мне представили молодого человека семнадцати-восемнадцати лет. Мой разговор с этим юношей, дядя которого был, как мне кажется, министром короля Саксонии, тронул мня. Я решил, если это возможно, спасти Ла Сала, и я в этом преуспел».
Барону Ла Сала сохранили жизнь. Как государственный преступник, он был заключен в башню Венсеннского замка. Там он пробыл почти три года, и никто ни разу не услышал от него ни одной жалобы, ни одного упрека в суровости обращения. Удивительно, но он даже не просил о смягчении наказания. Один раз, правда, он пытался передать на волю письмо. Собственно, он ни к кому не обращался, а просто бросил письмо из окна своей камеры, надеясь, что ветер унесет его и оно попадет в руки порядочным людям, которые передадут его адресату. Директор тюрьмы (это был тот самый Фоконнье, который во времена Консульства был директором тюрьмы Тампль. — Авт.) подобрал это письмо и переправил его министру полиции. Письмо было адресовано в Берлин. Вот содержание этого письма:
«Мари, я хотел слишком много счастья и славы. Бог у меня все отобрал. Но в моем сердце остался ваш образ, и я не жалуюсь на судьбу. Я точно не знаю, где нахожусь и что со мной собираются сделать, но, что бы ни произошло, я не чувствую себя несчастным, так как пока я жив, все мои мысли были о вас. И на небе я тоже буду помнить и ждать вас.
Не сожалейте обо мне, дорогая Мари, оставьте лишь меня в своем сердце, и это будет поддерживать меня в этом и ином мире.
Эрнест фон Ла Сала».
* * *
Поражение Французской армии и вступление союзников в Париж в 1814 году подарили барону Ла Сала свободу. Выйдя из тюрьмы в середине апреля, он узнал, что его любимая графиня вышла замуж за молодого прусского полковника и они в данный момент находятся в Париже. Об этом ему рассказал маркиз де ля Мезонфор, прибывший во французскую столицу вместе с графом д'Артуа и выполняющий обязанности министра полиции.
— Я не имею права жаловаться на судьбу, — печально сказал барон. — Я оказался не достоин ее руки.
Барон перенес это несчастье с таким же мужеством, какое он показал в течение своего длительного заключения. Однако он все же предпринял усилия, чтобы вновь увидеться с графиней: он писал ей, но письма оставались без ответа. Но вот однажды он совершенно случайно повстречал ее в саду Тюильри. Она была одна.
— Вы сошли с ума, месье! — воскликнула она, когда он подошел и назвал себя. — Вам следует забыть прошлое, как это сделала я.
Опустошенный и расстроенный барон ретировался, бормоча себе под нос:
— Она права, человек, которого она так ненавидела, все еще жив, а ведь я обещал ей убить его. Я не сдержал своего слова.
* * *
В мае 1815 года красивая карета с гербом, запряженная четверкой лошадей, медленно ехала по Королевскому мосту. Вдруг из толпы выскочил какой-то молодой человек (казалось, он ждал приближения кареты), подбежал, и, распахнув дверцу, громко крикнул:
— Графиня! Я все-таки убью его!
После этого молодой человек исчез, растворившись в толпе.
Это был барон Эрнест фон Ла Сала. Уже несколько месяцев он жил в Париже на съемной квартире. Новый паспорт ему выдал прусский фельдмаршал Блюхер, штаб-квартира которого находилась в Намюре.
На этот раз упрямый барон для осуществления своего замысла решил воспользоваться фульминатом, то есть солью гремучей кислоты. 5 июня 1815 года в полдень он направился к зданию Палаты представителей, где находился Наполеон, но, проходя по улице де Бургонь, поскользнулся и упал. Пакет с фульминатом, лежавший у него в кармане, самопроизвольно взорвался, и пламя сильно покалечило незадачливого террориста. Истекающего кровью, его доставили в префектуру полиции, а потом, после короткого допроса, отвезли в тюрьму, где он и находился вплоть до повторного вступления союзных армий во французскую столицу, то есть до июля. Прусский фельдмаршал Блюхер вновь выпустил его на свободу, и больше о нем никто ничего не слышал.