– Я знаю, что это такое!
Вопль услышали и члены экипажа, и пассажиры, и сам Денис, отдыхавший в этот момент в бытовом отсеке каюты, под струями озонированного душа.
– Вы о чём, коллега? – послышался голос Шестопала.
– Я знаю, что такое «гусеница»!
– Надеюсь, не бита для игры в космические городки? – иронически заметил Илья Драгунов. – Вы ведь поддерживаете эту идею?
Богатырёв не обратил внимания на его слова.
– Могу объяснить.
– Минуту, – сказал Денис, вынужденный заканчивать водные процедуры и торопливо одеваться. Выслушивать эксперта в голом виде, пусть и в одиночестве, не хотелось, а идеи физик выдавал подчас и вправду необычные, заковыристые.
Через минуту он занял кресло.
– Слушаю, Валентин Теофилович. Так что такое «гусеница» по-вашему?
– Развёрнутое до макромасштабов шестимерное пространство Калаби-Яу!
Будничные голоса переговаривающихся по интеркому членов экипажа стихли.
Шестопал хмыкнул.
– С нулевой кривизной Риччи?
– Топологию этого многообразия можно будет оценить после серии измерений. Денис Ерофеевич, прошу вас, оставьте меня здесь на катере с аппаратурой! А заберёте на обратном пути.
– Эк вас занесло, коллега, – добродушно проговорил Шестопал.
– Подождите, Валентин Теофилович, – сказал Денис, – сначала объясните непосвящённым доступным языком, что такое пространство Калаби-Яу, а потом – как оно стало «гусеницей» диаметром в двадцать километров!
Интерком донёс шум начавших разговаривать космонавтов.
– Тише, друзья! – перекрыл шум голос Шестопала. – Прошу выслушать человека, имеющего две степени доктора наук. Слушаем вас, Валентин Теофилович.
– По М-два-ноль-теории…
– Какой теории, простите? – вежливо спросил полковник Волин.
– Это обобщённая теория струн. Так вот, по этой теории наша Вселенная рождалась десятимерной, но спустя мгновение шесть измерений скомпактифицировались, сжались в крошечные шестимерные струны, в так называемые многообразия Калаби-Яу. Все фундаментальные физические величины, такие как массы кварков и электронов, заряды, соотношения полей, задаются именно геометрией этих многообразий. Различные элементарные частицы в теории струн соответствуют различным модам колебаний струны. Вообще все формы материи нашей Вселенной можно успешно описать языком геометрии пространств Калаби.
– Понятно, – вежливо сказал полковник Волин.
– Мы не знаем, как работает «механизм» Вселенной с десятимерными многообразиями на входе и четырёхмерной физикой на выходе, но он сработал!
– Почему четырёхмерной? – озадачился Анатолий. – Наш мир трёхмерен.
– Три пространственных измерения плюс время.
– Допустим, вы правы, какое отношение эта Калаби имеет к нашей «гусенице»?
– Всё очень просто! Нас не удивляет, что во время инфляционного расширения Вселенной некоторые крошечные струны выросли до размеров Бича Божьего. Почему же какая-то флуктуация крошечной Калаби-Яу не могла вырасти в фигуру гигантских масштабов, до размеров «гусеницы»?
Корабль снова заполнила тишина.
«Енисей» медленно удалялся от трубы Бича, нацеливаясь на дальний его конец, направленный на Солнце.
– Хорошая идея, – неожиданно поддержал Богатырёва Шестопал. – Жаль, что не мне пришла в голову. По-вашему, какое решение уравнений Калаби привело к такой геометрии?
– Об этом я ещё не думал, – смутился эксперт. – Но я уверен, что шипы-чешуи на теле «гусеницы» на самом деле являются конифолдами.
– Минуту, что такое конифолд? – спросил Анатолий.
– По сути, дефект в пространстве Калаби-Яу, конусовидный шип, выступающий на поверхности многообразия. Модели конифолдов могут иметь самую разную форму.
– Что навело вас на эту мысль, Валентин? – хмыкнул Шестопал.
– Вычурность форм дырок и геометрических переходов тела «гусеницы». Они в точности такие, какими их изображали основатели теории суперструн.
– Но как «гусеница»… э-э, Калаби, с позволения сказать, Яу… оказалась на Биче? – поинтересовался Анатолий.
– Очень просто, – повторил своё заклинание Богатырёв. – Бич и Калаби оказались рядом во время Большого взрыва и увеличились одновременно.
– Но мы в прошлый раз видели такую же «гусеницу», вытянувшуюся вдоль трубки Бича.
– Их могло быть сколько угодно, – мгновенно нашёлся физик. – Возможен иной вариант: при расширении Бич наткнулся на целый рой увеличивающихся многообразий, и две из них зацепились за него. Вполне допустимо, что мы найдём не одну такую заразу. Кстати, вам повезло, Денис Ерофеевич, что вас кинуло на поверхность Калаби. Могли вообще выйти в другой Вселенной.
– С какого бодуна? – удивился Анатолий.
– Мерность Калаби-Яу наверняка сохранилась, а это означает, что «гусеница» посредством других измерений связана с другими бранами.
– Ну, это вы преувеличиваете, – рассмеялся Шестопал.
Послышались смешки, весёлые возгласы, шутки. Молодёжь «Енисея» была настроена оптимистично и реагировала на идеи экспертов легко.
– Что ж, Валентин Теофилович, – задумчиво сказал Шестопал, – я вас поздравляю, гипотеза великолепная. Жаль, что мы не сможем досконально изучить вашу Калаби-гусеницу. Через несколько дней Бич воткнётся в Солнце.
– А до этого торпедирует Меркурий, – проворчал Анатолий.
– Вот почему я прошу оставить меня возле неё. Надо собрать как можно больше информации. Ведь если я прав, «гусеница» не менее уникальна, чем Бич!
– Согласен.
– Вы говорили, что материал суперструны – это необычный вид материи, – напомнил Денис.
– Свёрнутое в одномерный объект первичное объединённое силовое поле. И никакому воздействию это поле не поддаётся. Нужны энергии космического порядка, до десяти в сорок четвёртой степени.
– Но ведь и Калаби-Яу того же поля ягода?
– Наверно, я не думал, к чему вы клоните?
– Даже воткнувшись в Солнце, Бич сохранит свою суть.
– Всё, что на него осело, сгорит.
– Это правда, сгорит, конечно, однако Бич останется торчать в Солнце как соринка в глазу, и «гусеница» сохранит свою форму, так как ни высокая температура, ни ядерные реакции ей не страшны. Я не прав?
Учёные заговорили все разом.
Денис подождал немного, взвешивая своё решение, и прервал дискуссию:
– Никого оставлять здесь не будем. Оставим робота, пусть записывает фоновые параметры объекта. Идём к станции морлоков. Посмотрим, что можно будет сделать с деструктором, и решим, как действовать дальше. Капитан?
