– Джейн? – спрашивает Рейган, стоя перед ней с книгой в руках и глядя на соседку с беспокойством, словно у той что-то не так, как будто Джейн в беде.
Но с ней все в порядке.
– Не сейчас, – заявляет Джейн и бежит еще быстрей.
Она останавливается только тогда, когда видит перед собой Ив, помощницу госпожи Ю, сидящую за письменным столом. Та печатает что-то на ноутбуке, но поднимает голову, услышав топот ног Джейн. На фоне ее темной кожи загорается белозубая улыбка, но тут же гаснет.
– Мне нужно видеть госпожу Ю, – задыхаясь, произносит Джейн.
Она наклоняется, упирается руками в колени и тяжело дышит.
– По поводу чего? – спрашивает Ив.
Ее голос спокоен, однако брови нахмурены.
– По поводу всего.
Ата
Ата заканчивает прилаживать слинг к плечам и смотрит на Амалию, которая сидит в коляске, почесывая прорезывающиеся зубки об игрушечного осьминога.
– Готова, Мали?
По правде сказать, Амалия стала слишком большой, чтобы ее носить на себе.
Но она уже ползает, и ее нельзя отпустить в доме Эрреры. Доставляя туда еду для званых обедов, Ата видела, что столы буквально завалены хрупкими сокровищами – китайскими вазами с синим рисунком, изящными резными статуэтками святых, тонкими чашами из ракушек, наполненными розовыми и белыми камнями с Боракая
[75], где семья Эррера купила дом под сдачу богатым туристам.
И фотографии. Они покрывают каждый дюйм дома Эрреры, и все они оправлены серебром или золотом. Только на рояле их целая дюжина – доктор и миссис Эррера на вечеринках, иногда в традиционных филиппинских нарядах, доктор Эррера со своими знаменитыми пациентами (спортсмены, которых Ата не знает). Рядом, почти во всю стену, висит огромная фотография семьи, восседающей на расставленных в гостиной причудливых бело-золотых стульях. Доктор Эррера и оба мальчика одеты в смокинги, миссис Эррера и ее дочь в вечерних платьях. Ата сразу представила себе, как Амалия подползает к этому чуду, привлеченная изумрудно-зеленой туфлей миссис Эрреры, и трогает ее липкими пальцами.
Ата вынимает Амалию из коляски и сажает в кенгуру, не обращая внимания на жалобные вопли.
– Да, Мали, она слишком мала. Но это ненадолго.
Ата поднимается по каменным ступенькам, ведущим к входной двери, и оборачивается, чтобы взглянуть на коляску. Она увезла ее с дорожки, прорезающей аккуратную лужайку перед домом Эрреры, и поставила на траву. Не возьмет ли ее кто-нибудь?
Она оглядывает тихую улицу. Снаружи никого нет – возможно, оттого, что посторонних сюда не пускают. Она знает это, так как несколько недель назад, в утро свадьбы их дочери, новый бойфренд Энджел, американец с редеющими волосами, пилот «Дельты», предложил отвезти Ату с польвороном и пирогами буко к дому семейства Эррера. Он припарковал машину перед домом и помог Ате, Сегундине, Диди и Энджел отнести еду в теннисный клуб неподалеку. Когда он вернулся, заднее колесо его внедорожника было зажато в блокираторе. Штрафной талон, засунутый под дворники, пояснял, что улица частная, только для местных жителей. Ате пришлось заплатить штраф за парковку из своей прибыли.
«Как улица может быть частной?» – негодовала Энджел.
Но Ате понравилось, что филиппинская семья живет на самом большом участке на частной улице.
Ата подходит к двери дома, поднимает латунный молоток и с глухим стуком опускает его. Когда никто не отвечает, она нажимает кнопку звонка. Из дома доносятся шаги. Ата «надевает» улыбку.
Дверь открывает сын доктора, ученик средней школы. На нем ярко-синие наушники и рваные джинсы, приспущенные так низко, что его нижнее белье торчит, как у черных.
– Здарова, Эвелин.
Ата ожидала, что откроет Луиза, девушка, которую она посоветовала миссис Эррера несколько лет назад. Миссис Эррера была так довольна усердием Луизы, что дала Ате лишнюю сотню долларов за рекомендацию.
– Я пришла повидаться с твоей матерью, – объявляет Ата.
Она говорит громко, потому что слышит музыку, льющуюся из наушников паренька.
– Ма! Пришла Эвелин, хочет тебя видеть! – кричит тот громко, чтобы его было слышно на втором этаже, и небрежно машет рукой, прежде чем уйти в полумрак дома.
Ата остается на каменных ступенях, переминаясь с ноги на ногу, потому что Амалия тяжелая. Та жует синюю отделку слинга и брыкается, упираясь ногами в бедра Аты.
– Эвелин! Почему дверь не закрыта? Напустишь мух! – кричит по-тагальски миссис Эррера, сбегая по лестнице, как юная девушка, хотя уже немолода. На ней короткая белая юбка, белая блузка с воротником и новые белые кроссовки. – Входи! Или ты ехала на метро? Да? Тогда пройди к задней двери. Луиза только что вымыла полы.
Ата уже вошла в дом, но теперь пятится, спускается по каменным ступеням и выходит на дорожку из овальных камней, которая ведет в прихожую в задней части дома. Там она тщательно вытирает ноги о щетинистый коврик. Луиза на кухне срывает желтые плоды каламанси
[76] с деревца, растущего в горшке у окна.
– Они еще не созрели, – поддразнивает Ата.
– Ата! – восклицает Луиза, вскакивая, чтобы обнять давнюю знакомую. – Я так и сказала нашему мальчику, но он все равно хочет сока. Я добавлю побольше сахара, чтобы было не так кисло.
Появляется миссис Эррера, ее подкрашенные волосы стянуты в хвост – настолько туго, что глаза кажутся слегка выпученными.
– Где моя ракетка?
Она велит Луизе поискать в спортивном шкафу наверху и вздыхает, громко сетуя, как она удивлена, что Луиза не может запомнить ее расписание: миссис Эррера вот уже несколько месяцев играет в теннис по утрам каждый вторник. Ее взгляд падает на Амалию:
– Чей это ребенок?
Миссис Эррера внимательно разглядывает Амалию, пока Ата рассказывает ей о Джейн. Амалия тянется кончиками пальцев к щеке миссис Эрреры и гулит.
– Какая хорошенькая! И такая беленькая! Напоминает мою Жозефину. Мне всегда говорили, что Джози тоже выглядит как местиза
[77].
Ата закусывает губу и выражает согласие. Жозефина Эррера – точная копия матери. Даже в подвенечном платье за восемнадцать тысяч долларов она, если бы опустилась на корточки, выглядела бы в точности как игоротка
[78], спустившаяся с гор Лусона
[79] и сидящая у дороги в подаренной американской одежде. Коричневая, как придорожная пыль.
