Клиенты обещали не требовать возврата денег, хотя надзор за хостами в «Золотых дубах» назвали «явно слабым». (В ответ Мэй опустила голову как можно ниже, чтобы клиенты Лайзы не увидели огонь облегчения, вспыхнувший в ее глазах.) Они потребуют возмещения ущерба, лишь если Лайза подцепит венерическое заболевание, которое может нанести вред ребенку. Однако им не кажется, что вероятность этого велика, ведь Лайза поклялась, что они с Хулио занимались только оральным сексом и она заставила его сначала сделать анализы. (Мэй поражается, что клиенты – выпускники Йеля и Брауна, сделавшие выдающуюся карьеру: муж в технике, а жена в моде, – все еще доверяют этой вероломной гадине.) Они даже не разрешили подвергнуть Лайзу заслуженному наказанию.
Прежде чем Мэй, очень взволнованная разговором, но пытавшаяся это скрыть, смогла сформулировать ответ, отец продолжил:
– В конечном счете вина за этот злосчастный эпизод лежит на царящей в «Золотых дубах» гиперстрогости. Молодые женщины, особенно беременные, имеют свои потребности. Не лучше ли признать этот факт? Надо проверять посетителей мужского пола на венерические заболевания и регулировать сексуальные отношения, а не криминализировать их, загоняя в подполье и в конечном итоге подвергая опасности ребенка. Это как война с наркотиками, если вы следите за связанной с ней дискуссией, – объяснил он.
На нем была кашемировая куртка с капюшоном и расшнурованные кроссовки «Адидас», но Мэй знала, что он «стоит» около трехсот миллионов долларов (согласно текущему курсу акций его компании). Рука клиента лежала на стройном бедре жены.
– Мы либертарианцы, – добавила та, закидывая ногу на ногу, и ее колготки зашуршали.
Вспомнив самодовольную улыбку, промелькнувшую на покрасневшем от слез лице Лайзы, Мэй чувствует, как к горлу подступает желчь. Она качает головой, пытаясь избавиться от негативной энергии, и заставляет себя выглянуть в окно машины. Многочисленные исследования показывают, что пристальный взгляд на воду замедляет сердцебиение. Зелень тоже оказывает успокаивающее действие. Не в силах найти подходящую группу деревьев, Мэй устремляет взгляд на Ист-Ривер, на ее серые воды, неумолимо стремящиеся к океану.
Обычно Мэй находит вид рек, заключающих Манхэттен в свои змеиные объятия, возвышенным. Бесчисленное количество раз она мчалась по шоссе Рузвельта или по Вест-Сайдскому шоссе и чувствовала подъем при виде сверкающей воды с одной стороны и небоскребов Манхэттена с другой. Пролеты мостов, игрушечная серо-зеленая статуя Свободы, парусники, буксиры, водные такси, иногда пожарные катера – и только полоска шоссе рядом с ними: рев городских автобусов, тротуары, кишащие пешеходами, курьеры на велосипедах, пробирающиеся сквозь неподвижные транспортные пробки.
В такие моменты Мэй переполняет страстная любовь к Нью-Йорку, совершенно в духе Айн Рэнд. Это город Мэй, город, полный возможностей. Ей нравятся его вонь, грязь, изобилие. Ей по душе, что этот наглый, неуклюжий, жестокий город-монстр является не библейским чудищем, а просто клочком земли, отделенным от остальной Америки.
Но не в этот день. Сегодня волшебство ушло. Река угнетает Мэй. И небо тоже, низкое, свинцовое и какое-то грозное. Даже небоскребы потеряли большую часть своей высоты, окутанные низкой завесой не то тумана, не то облаков.
Мэй внезапно охватывает ужас. Мурашки бегают по ее рукам вверх и вниз. Это предзнаменование? Она облажается в разговоре с Леоном?
Машина останавливается перед «Холлоуэй-клубом». Начался дождь. Карлос, пожилой швейцар, открывает дверь, и его зонтик нависает над Мэй так, что ни одна капля не попадает на ее костюм. Мэй тепло приветствует старика – она взяла его на работу, когда управляла клубом, уже тогда он был близок к пенсионному возрасту, но ей понравилась его выцветшая элегантность – и сразу чувствует себя лучше. Когда Мэй видит, что женщина в гардеробе тоже одна из тех, кого наняла она, настроение улучшается еще больше. Они обнимаются, Мэй спрашивает о ее детях (мальчики-близнецы и дочь от первого брака). Гардеробщица явно тронута тем, что она помнит. Принимая у Мэй пальто «Берберри» и вешая его на мягкие плечики, она тихо замечает, что без прежней хозяйки клуб стал совсем не тот.
Метрдотель, который встречает Мэй в пентхаусе, новенький и чрезмерно подобострастный, но все остальное знакомо: вставленные в рамки эскизы великих и дорогая обшивка шалфейно-зеленых стен, башни из свежих цветов, антикварные зеркала над баром, наклоненные, чтобы лучше отражать важных персон в зените их славы, обычно заполняющих весь зал. Не счесть, сколько раз после долгого дня, проведенного в обществе придирчивых членов клуба, она садилась на один из кожаных барных табуретов, и Тито подлетал к ней с сухим мартини и оливками, не дожидаясь, когда его об этом попросят. Часто она заказывала ужин в баре, и Тито представлял ее тому, кто сидел рядом с ней. По какой-то причине (то ли теплое сияние, излучаемое золоченым потолком, то ли уютный изгиб дубовой стойки, которая, казалось, притягивала незнакомцев, сидевших за ней) она чувствовала близость с этим незапланированным товарищем по обеду, был ли он – а это почти всегда был он – невзрачным, но расточительно богатым финансистом из Сингапура, голливудским магнатом или саудовским принцем. Некоторые из них даже стали ее друзьями, по крайней мере в «Фейсбуке».
Она чувствует острую боль и морщит нос. Ностальгия непродуктивна. Не клубы «Холлоуэй» а «Золотые дубы» ее будущее. Ферма – ее ребенок. Леон никогда бы не признался, но Мэй считает, что именно один из ее бесцеремонных комментариев заставил его в свое время задуматься о предприятии, обеспечивающем суррогатное материнство на высоком уровне.
Она только пару лет назад окончила Гарвардскую школу бизнеса и как раз начала ротацию в управленческой программе в «Холлоуэе», начав с «Нью-Йорк-клаб», когда заметила, что тратит огромное количество времени на улаживание дел особ, сопровождающих членов клуба в деловых поездках. За обедом она поделилась с Леоном идеей «Супружеского подразделения» – новой структуры, которая будет заниматься организацией шопинга и культурных программ, уходом за детьми, лекциями и любыми услугами, необходимыми для того, чтобы супруги членов клуба были заняты и счастливы во время пребывания в Нью-Йорке.
– Блестяще, Мэй! – воскликнул Леон и добавил: – Не зря говорят: счастливая жена, счастливая жизнь.
– Не все супруги членов клуба являются женщинами, – заметила Мэй, зная, что ее босс на это ответит.
– Все, кроме двух, по моим последним подсчетам. Тебя это тревожит?
– Если бы женщины могли передавать свою беременность на аутсорсинг, они стали бы теми, кто заправляет шоу.
– Они могут. Разве тебе не доводилось слышать о суррогатном материнстве, гарвардская ты голова?
– Какая женщина из тех, что вы знаете, доверила бы случайному человеку вынашивать ее ребенка в какой-то глуши? – парировала Мэй. – «Детская ферма Холлоуэй», вот что вам понадобится, если вы окажетесь на моем месте. Понимаете, чтобы не сомневаться: вашего ребенка ждет шикарное обращение, пока вы заняты покорением мира.
